Джумахунов, правда, еще в лучшем положении, он уже не сержант какой-нибудь, а боевой офицер, закончил намедни двухмесячные курсы, и если случится что, выдадут семье льготы. Одна беда, семьи у него нет, зазря льготы пропадут. Но, с другой стороны, стране родной экономия, а поскольку государство у нас социалистическое – всему народу прибыль. Его рота сидит за дюнами, держит коней под уздцы и ждет. На черта при штурме Триполи конница, понять трудно, здесь, где деревья живые или высокий кустарник явление невиданное, никак не подкрасться незамеченными, как в далекой Польше, здесь тебя пулеметчик с километра, не торопясь, в перекрестие возьмет и будет сдерживать атаку всего полка, покуда патронов хватит. Пустыня, специфический регион. Здесь главное маневр, но какой маневр, когда враг блокирован со всех сторон, кроме моря, а по воде конница скакать не умеет? Однако приказ дан, а его не обсуждают.

Вокруг ночь, но видимость превосходная – полнолуние, специально выбранное для наступления время, и если погода не испортится, а это маловероятно, то воевать можно сутки напролет. Звезды здесь – загляденье, даже крупнее, чем в родной полузабытой Киргизии. Висят так низко, что кажется, немного подпрыгнуть, влезть вон на тот бархан – и можно срывать их гроздьями. Так это еще при полной луне. Холодновато, тянет в сторону невидимого отсюда моря пробирающий до костей ветерок. Конечно, температура все равно «плюс», но перепад со светлым временем чудовищный. Но днем вообще кошмар. Почти каждый полдень хоть у кого-то из роты обморок от перегрева. Интересно, как танкисты выживают в своих гусеничных сковородках, к их машинам под стоящим в зените светилом страшно подходить, отбрасывает прочь волна жара.

Внезапно притаившуюся тишину ночи нарушают бьющие по внутренностям раскаты. Но вначале ровная тьма расцветает великолепной яркой зарницей – пошла в ход гаубичная артиллерия. Началось! Теперь даже те, кто пытался, закутавшись одеялом, немного прикемарить, оставляют попытку, хотя мало ли сколько минут или же часов будет длиться артподготовка, кто из солдат знает об этом заранее? Все оживают, идет возбужденный обмен мнениями по поводу того, сколько тонн снарядов выпускается в минуту – предположения самые фантастические.

Когда ушные раковины несколько адаптируются к грохоту, слух режет новый нарастающий звук. Так вверху идут на бреющем штурмовики «Ил-10», неуязвимые бронированные звери с двумя пушками и парой пулеметов. Они расчистят поле боя, потрепав и выявив зенитные точки, перед подходом менее защищенных дешевых машин. И вроде бы только пронеслись, а уже вспыхивают в отдалении слепящие хлопушки бомб.

Просыпается прикидывающаяся мертвой пустыня. Следуют новые и новые испытания на прочность ушных перепонок. По-новому дрожит под ногами пустыня, помимо воли внушая мысль о непрочности находящейся под ногами опоры, а ведь правда, там, пусть и в десятках километров внизу, клокочущая жидкая магма – что, если вырвется, опрокинет континентальную плиту? Однако все гораздо проще, совсем тихо во внешнем шумовом коконе, хотя ревет подобно тепловозу, ползет, не торопясь, на новую позицию трехсоттонная масса «КВ-5» – четырехгусеничная подвижная платформа из двух объединенных, скрепленных между собой танков. В общем, у этого монстра три башни, и в центральной из них стопядидесятидвухмиллиметровое (ровно 30 букв!) орудие. Броня у «КВ» неизвестной Джумахунову толщины, но явно достаточная, потому как это чудище следует на позицию стрельбы прямой наводкой, нипочем ему даже вражеские подкалиберные снаряды. Апофеоз танковой мощи, неуязвимость такого класса, что почти не требует подвижности. Вся рота смотрит на чудо, приоткрыв рты. Господи, великий Ленин, зачем при такой силище еще требуется конница в придачу?

А ведь, пожалуй, не сказал он академикам самого главного, что его поразило в тамошнем мире, размышлял Панин по возвращении домой – в свой однокомнатный холостяцкий рай. Ведь если бы сейчас по новой спросили, то ответил бы подготовленно, а так – сплошной экспромт, частности, думал он, укладываясь на американский диван. Ведь главное не этот мавзолей, удвоившийся, не мировая экспансия, которой не узнал наш мир, главное-то, по зрелом размышлении, – это неугасимая вера находящихся там людей, что так все и должно быть. Нет, не в смысле событийного ряда, здесь привычка делает свое и с реальностью не поспоришь. Вера, убежденность, что права их страна, что, несмотря на постоянную нехватку всего, – скоро все будет, несмотря на постоянно мельтешащую перед глазами несправедливость – суть политики и обобщенная в целом нравственность на верном пути и каждому по заслугам воздастся. И ведь не дураки наполняют тот мир – отличия в забивающей голову информации больше в форме, чем в сути. Какая разница, по большому счету: у них везде и всюду лозунги и плакаты – «Вперед! Наш путь самый верный! Мы победим!», а у нас – «Купи! Пожуй! Оттянись со вкусом!»? И то и то приедается, это одно, а главное – и то и то – обман. Уж второе вообще невооруженным взглядом видно – не в том смысл жизни человека, венец миллиардов лет развития биосферы, дабы оттягиваться, бороться с запахами рта, «Миринду» с «Пепси» внутрь заливать через отрыжку да прокладками жидкость в гель обращать. И, может, более правильно «вперед!», да только – куда? И какие существуют пути, кроме «самого верного»? Может, стоит их хотя бы изучить?

Но самое страшное, что эти дурацкие, на первый взгляд, программы: одна – сделать из человека трудящегося без отдыха муравья, а вторая – сотворить из него жующе-приобретающий механизм, – работают. О нашем мире речи нет, тут все сами наблюдают результат изобилия на прилавках. На наклейку сверхдорогой бутылки можно внимательно полюбоваться, пожать плечами – мало ли, кто и как с ума сходит, но пить будем – что доступнее. Но вот там, в Мире-2, еще интереснее.

Как-то Панин с Авророй, в редкий воскресный денек, без объявленных загодя субботников, прогуливались по центру города. Чинно так, под ручку, и даже мышцы не напрягаются, когда в метре волочит обутые яловыми сапогами ноги наряженный аксельбантами патруль. Весело так идешь, с видом превосходства поглядываешь на «Овощи-фрукты» без очередей – выходной нынче – всеобщий и равный, можно мороженое – «эскимо» – прикупить, благо народу всего человек пятнадцать. Зато порция – тридцать восемь копеек – с орехами. Нет худа без добра. Дорогу, как положено, переходим на зеленый свет. И вдруг…

Сирены, вой, народ в панике назад к тротуару, у дамочки коляска с дитем на развороте буксует – бордюр с ходу не возьмет (Панин помог – юным тимуровцем прикинулся), автомобили к обочинам вплотную – чадят холостым ходом, а в воздухе вой сирены – у Панина в груди екнуло – уж не налет ли империалистических баллистических, спущенных по навесной траектории прямо через проломленные арктические льды? Но сквозь сирену успокоительное: «Всем прижаться к обочине! Немедленно освободить центральную полосу! Остановиться! Всем остановиться!» Нет, не ввинчивающиеся из стратосферы боеголовки, слава создателю противоракетного пояса Никите Сергеевичу, просто правительственный эскорт.

Вон, несутся, км двести в час. Черные, пуленепробиваемые красавицы. Некоторые смахивают на джипы – наверное, на всякий пожарный – вдруг захочется через леса-поля за городом свернуть. Может, даже и не правительство родное едет, тем паче не милый сердцу генералиссимус, а так – отвлекающий маневр, пока истинное начальство по специальной ветви метро в другую сторону скользит, но ведь все равно внутренность за тройным стеклом не разглядеть – думай что душе угодно.