я принимаю твою руку с радостью и покорностью, какую бы смерть ты не пожелал бы ниспослать мне, со всеми ее скорбями, болями и страданием. (Пленарное отпущение грехов один раз в день при обычных условиях.)

Наконец, в полвторого ночи я не вытерпел. Я слушал его с семи утра. Говно мое застопорилось Навечно. Я почувствовал, что за эти восемнадцать с половиной часов я заплатил за Распятие. Мне удалось повернуться.

– Херб! Ради Бога, мужик! Я сейчас рехнусь! У меня сейчас резьбу сорвет! Херб!

ПОЩАДИ! Я НЕ ПЕРЕВАРИВАЮ ТЕЛЕВИЗОР! Я ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ РАСУ! Херб!

Херб!

Тот спал, сидя.

– Ты, пиздосос вонючий, – сказал я.

– Че такое? че??

– А НЕ ВЫКЛЮЧИШЬ ЛИ ТЫ ЭТУ ДРЯНЬ?

– Вы… ключить? а-а, конечно-конечно… че ж ты раньше не сказал, парнишка?

12.

Херб тоже храпел. И разговаривал во сне. Я заснул примерно в полчетвертого. В 4.15 меня разбудил звук – как будто по коридору тащили стол. Вдруг верхний свет зажегся: надо мной стояла здоровенная негритянка с планшетом. Господи, как же уродлива и глупа на вид была эта дева, к чертям Мартина Лютера Кинга и расовое равенство! Она легко могла бы изметелить меня до полусмерти. Может, неплохая мысль? Может, пришло время Последних Обрядов? Может, мне конец?

– Слушай, крошка, – сказал я, – будь добра, объясни мне, что происходит? Это что – ебаный конец?

– Вы Генри Чинаски?

– Боюсь, что так.

– Вам пора на Причастие.

– Нет, постой-ка! Его перемкнуло. Я сказал ему: Никакого Причастия.

– О, – ответила она, снова задернула шторки и выключила свет. Я услышал, как стол, или что еще там было, потащили дальше по коридору. Папа будет мной очень недоволен. Стол грохотал просто дьявольски. Я слышал, как недужные и умирающие просыпались, кашляли, задавали вопросы воздуху, звонили медсестрам.

– Что это было, парнишка? – спросил Херб.

– Что что было?

– Весь этот шум и свет?

– Это Крутой Черный Ангел Бэтмена готовил Тело Христа.

– Что?

– Спи.

13.

На следующее утро пришел мой врач, заглянул мне в жопу и сказал, что я могу выписываться домой.

– Но, малшик мой, не стойт естить верхом, я?

– Я. А как насчет какой-нибудь горячей пизденки?

– Што?

– Полового сношения?

– О, найн, найн! Фы смошет фосопнофит фсе нормалны тейстфия черес шесть-фосем нетель.

Он вышел, а я стал одеваться. Телевизор меня больше не раздражал. Кто-то произнес с экрана:

– Интересно, мои спагетти уже сварились? – Потом сунулся физиономией в кастрюлю, а когда снова поднял голову, вся она была облеплена спагетти. Херб заржал. Я потряс его за руку.

– Прощай, малыш, – сказал я.

– Приятно было, – ответил он.

– Ага, – сказал я.

Я уже совсем собрался уходить, когда это случилось. Я рванул к горшку. Кровь и говно. Говно и кровь. Больно так, что я разговаривал со стенками.

– Ууу, мама, грязные ебучие ублюдки, ох блядь блядь, о спермоглоты сраные, о небеса хуесосные говнодрючные, хватит! Блядь, блядь блядь, ЙОУ!

Наконец, все закончилось. Я почистился, надел марлевую повязку, натянул штаны и подошел к своей кровати, взял дорожную сумку.

– Прощай, Херб, малыш.

– Прощай, парнишка.

Угадали. Я помчался туда снова.

– Ах вы грязные кошкоебы, еб вашу мать! Ууууууу, блядьблядьблядьБЛЯДЬ!

Я вышел и немножко посидел. Третий позыв был слабее, и после него я почувствовал, что готов. Я спустился и подписал им счетов на целое состояние.

Прочесть я ничего не мог. Мне вызвали такси, и я встал у въезда для скорой помощи. У меня с собой была маленькая зитц-ванночка. То есть, горшок, куда срешь, наполнив его горячей водой. Снаружи стояли три оклахомца, два мужика и баба. Голоса у них были громкими, южными, и они выглядели так, словно с ними никогда ничего не происходило – даже зубы не болели. Мою задницу начало крутить и резать. Я попробовал присесть, но это была ошибка. С ними стоял маленький мальчик. Он подбежал и попытался схватить мой горшок. Стал тянуть его на себя.

– Нет, сволочь, нет, – шипел я ему. Мальчик почти его выдернул. Он был сильнее меня, но я держал крепче.

О Иисусе, вручаю тебе родителей своих, родню, благодетелей, учителей и друзей.

Вознагради их по-особому за всю их заботу и за горести, которые я на них навлек.

– Ты, задрота маленькая! Отпусти горшок! – сказал я ему.

– Донни! Оставь дядю в покое! – заверещала ему женщина.

Донни убежал. Один из мужиков посмотрел на меня.

– Здрасьте! – сказал он.

– Привет, – ответил я.

Такси выглядело прекрасно.

– Чинаски?

– Да. Поехали. – Я сел вперед вместе со своим горшком. Как бы пристроился на одной ягодице. Дал ему адрес. Потом добавил:

– Слушайте, если я заору, съезжайте на обочину возле щита, заправки, чего угодно. Но перестаньте ехать. Возможно, придется посрать.

– Ладно.

Мы поехали. Улицы тоже выглядели хорошо. Полдень. Я по-прежнему был жив.

– Послушайте, – спросил я его, – а где тут хороший бордель? Где я могу подснять хороший, чистый, недорогой кусочек жопки?

– Я ничего про такие вещи не знаю.

– ДА ЛАДНО, ЛАДНО! – заорал я. – Я что, на фараона похож? На стукача? Можешь мне баки не заколачивать, шеф!

– Нет, я не шучу. Я ничего про такие вещи не знаю. Я езжу днем. Может, ночной таксист вас и просветил бы.

– Ладно, я тебе верю. Сворачивай сюда.

Старая хибара смотрелась славно меж всех этих многоэтажных апартаментов. Мой “Плимут‘57” стоял весь покрытый птичьим пометом и с полуспущенными шинами. Мне же нужна была только горячая ванна. Горячая ванна. Кипяток мне на бедную задницу. Покой. Старые Беговые Формы. Счета за газ и свет. Письма от одиноких женщин, которых не трахнешь – слишком далеко живут. Воды. Горячей воды. Покоя. И я размазываюсь по стенам, заползаю в окопчик собственной богом проклятой души. Я дал ему хорошие чаевые и медленно пошел по проезду. Дверь была открыта. Широко.

Кто-то по чему-то колотил молотком. С постели сдернуты простыни. Боже мой, меня обчистили! Меня выселили!

Я вошел и заорал:

– ЭЙ!

В гостиную вышел мой хозяин.

– В-во, мы тебя так рано и не ждали! Титан тут потек, так нам пришлось его выкорчевать. Новый поставим.

– В смысле, горячей воды нет?

– Не-а, нет.

Милостивый Иисусе, я добровольно принимаю испытание это, кое тебе было по душе на меня наложить.

Вошла его жена.

– О, а я как раз собиралась тебе постель застелить.

– Ладно. Прекрасно.

– Он должен новый титан сегодня подсоединить. У нас может запчастей не хватить.

По воскресеньям запчасти трудно доставать.

– Ладно, я сам застелю, –