стал звонить, что приедет с утра, а не вечером, как планировал, летел на грани разрешенной скорости, предвкушая, как откроет личную дверь в лето, поцелует, сонную. И спросит, а не хочет ли она, Ирина, свет Александровна, выйти за него замуж? И как она ответит: «Да», иначе и быть не может.

Жена…

Муж.

Несколько дней после разговора с Марсом, Решад примеривался к этим словам, катал, как камешки, во рту, привыкая к звучанию, усмехаясь собственному решению. И не под прицелом появления ребенка. И коробочка с кольцом, выбранным под чутким руководством Женьки, уже лежала в кармане джинсов.

Взялся за ручку двери, ведущей в спальню, открыл. Кровать заправлена. А где сама? Чуткое ухо вдруг уловило вздохи и стоны из соседней комнаты, как будто там… сексом занимаются? Что? Что это?

Мужчина осторожно отступил два шага, нащупал дрожащей рукой в кармане пачку сигарет, прислушался снова. Нет, не показалось. Хотел было распахнуть дверь, но развернулся и быстрым шагом вышел из дома. На террасе остановился, долго чиркая зажигалкой, закурил.

Вдохнул едкий дым.

Выдохнул.

Приехал пораньше, да… Как в дешевом бульварном романе, дерьмо какое. Как странно, в голове стало отвратительно гулко, будто в тыкве на Хеллоуин, только маленькая глупая обезьянка в углу со всего размаху била в литавры: «Бамс! Приперся, любовничек! Ба-амс! А тебе нашли замену! Бамс-бамс! Влюбленный осел!»

Поэтому и не говорила: «люблю», оставляя себе лазейку для второго варианта, для сравнения. Может, и третьего. А можно всех посмотреть?

И это не та нелепая ситуация с ночевкой и устроенным утром показательным номером от Кащея, тут явно слышны стоны обоих участников. И машина ее под навесом, и рядом незнакомый автомобиль. В комнату ушли другую, чтоб не … пачкать.

И на этом спасибо.

Даже не хочется знать, кто тот счастливчик в ее постели. Убьет ведь.

Аккуратно затушил сигарету в пустой пепельнице, обозначив свое присутствие, будто поставил точку, с удивлением посмотрел на цветы, забытые в руке. Брезгливо дернулась верхняя губа.

Как ядовитого паука, положил осторожно злополучный букет на край столика, в последний раз перешагнул ступени и медленно пошел к пролому между участками. Залить бетоном стену на высоту трех метров, выкопать ров, завести в нем крокодилов.

Как же больно, оказывается, как больно…

— Па-а-арус над тобой, поднятый судьбой, это флаг разлуки странствий, знамя вечное! — раздалось где-то в малиннике родным голосом.

Не веря своим ушам, Решад обернулся, и бегом пролетел через огород, перепрыгивая грядки, будто от этой стометровки зависела вся его жизнь. Чуть пританцовывая в такт песни, звучащей в наушниках, Ира собирала ягоды в небольшое ведерко, подпевая руладам знаменитой когда-то «Иверии». Казалось бы, простая привычка любимой напевать за работой, почему он над ней смеялся?…

А кто тогда там, в комнате? Да плевать, хоть Папа Римский, если она — здесь! Мужчина поймал подругу в объятья, зажмурил глаза, пряча предательские слезы, уткнулся в медовые волосы, зацепив при этом бусинки наушников.

— Решад! Ты чего не позвонил, что пораньше получится приехать? Подожди ты, опять ягоды рассыплешь! — девушка исхитрилась повернуться в крепких объятиях лицом к любимому, едва не уронив ведерко. — Чего тебя всего колотит?

— Здравствуй, родная моя. Я так соскучился.

— Здравствуй. Как съездил?

— Ерунда. Главное — ты здесь. Все остальное — не важно.

— Загадочный какой.

— У тебя гости? Может, ко мне пойдем? Ненадолго…

— Да, отец с Женей выходные себе устроили, приехали вчера вечером, сегодня собирались домой. Потерпим немного, ладно? Я тоже соскучилась.

— Отец? — вздрогнул Решад, ослабив объятия.

— А что тебя смущает? Не хочешь знакомиться — сиди до вечера в окопе.

— Да я как-то не думал… Мне Женьки хватает за глаза, остальные родственники были какие-то… — Решад провел пальцами в воздухе, подбирая слово. — Абстрактные. А тут — в живую. Подожди, твой отец и наша Женя приехали вдвоем? Так это они там, э-э-м, спят? Вместе?

— Они. Вместе. И, когда я проснулась, по-моему, они уже не спали. Я тесто на оладушки поставила, и в огород ушла, чтобы не мешать.

— Чем дальше в лес… Не объясняй ничего, боюсь, пойму.

— Идем завтракать? Или ты в окопчик? — хитро прищурилась девушка.

— Идем. Рано или поздно все равно придется обозначиться. Ты будешь смеяться, ноги еще подрагивают. Утро выдалось занимательным, я ж подумал, что там, — кивнул Решад в сторону дома. — Ты… стонешь от счастья. А тут еще знакомство.

— Как тебя раскорячило, — не смогла удержаться от хохота Ира, но через мгновение стала серьезной. — Если я когда-нибудь начну стонать от счастья с другим, ты узнаешь об этом заранее.

— Нет.

— Что — нет?

— Не будешь с другим, Ир, — остановился на половине пути к дому мужчина, развернул любимую к себе. — Я сделаю все, я буду стараться, чтобы даже в принципе у тебя не возникло мысли о других вариантах. Я надолго запомню те ощущения, это страшно — испытать такое. И тебе не дам повода их узнать из-за меня. Обещаю.

— Спасибо, Решад. Я верю тебе, — тихо ответила Ира. — Как же я тебя люблю!

— Повтори, — осторожно попросил мужчина, не веря ушам.

— Люблю, даже боюсь иногда, насколько. Неужели ты до сих пор не понял?

— Эй, молодежь, вы там долго еще целоваться будете? — с террасы выглянула Женька. — Мы голодные!

— Доброе утро, подруга, что, хорошо спится на свежем воздухе?

— Ох, хорошо-о-о! — потянулась довольная Женя.

Из-за стола поднялся мужчина, не уступающий ростом вошедшему, протянул руку, внимательно изучая спутника дочери:

— Александр Рэймович.

— Решад Маратович.

— Давай, Решад Маратович, пока дамы суетятся на кухне, покурим в теньке, — кивнул на выход отец.

— Все, повел бойца на допрос с пристрастием, — рассмеялась Женя, когда мужчины вышли в сад.

— Женьк, а вдруг Решад папе не понравится? — Ира поставила в вазу букет, провела по бутонам пальчиками. — Надо же, запомнил. Я боюсь, Жень.

— И что? Вы же не прекратите бегать на два дома? Тем более, вон, уже шорты висят на стуле, явно не твой размерчик. Вчера еще заметила, — кивнула подруга в сторону гостиной, и хихикнула на алые щеки Ирины, кинувшейся прятать в шкаф злополучную деталь мужского гардероба. — Не дрейфь, мы с Бахтияром почву подготовили, если Саша Пингвиненка терпел до поры, а та срань в подметки Ярканату не годится. Надеюсь только, что наш Решадик свой характер сразу не покажет. Все-таки, как быстро ты его переделала, подруга.

— Нет, Жень, его не нужно было переделывать. Только разглядеть, показать, что он нужен. Это он внешне такой грозный и угрюмый, а в душе — нежный марципанчик! Он даже плакать умеет…

— Ты и Торквемаду доведешь до