– Черт, конечно! Ведь за этим мы и пришли сюда.

Я быстро пробираюсь между скульптурами к деревянной балке, к которой в моем сне подходил отец. Удивительно, но я ни секунды не сомневаюсь в том, что стою в нужном месте. Если вещмешок действительно находится под этими досками, то мой сон как раз и был таким, как Натан Малик описывал вытесненные в подсознание воспоминания: глубоко похороненным, но целым и невредимым. И подлинным.

– Топор?

Майкл передает мне топор так, как медсестра передает ранорасширитель хирургу во время операции. Обухом топора я надавливаю на один край доски, которой в моем сне касался отец. Сердце замирает у меня в груди, когда другой конец доски приподнимается. Я подсовываю под него носок своей туфли, наклоняюсь и выдираю доску из пола.

– Загляни туда, – шепчет Майкл.

Кончики пальцев у меня покалывают, когда я опускаю руку в темноту под полом. Почти сразу же она натыкается на сухую прорезиненную ткань. Вещмешок. Когда я хватаюсь за него и тащу на себя, из пазов выскакивают еще две доски, являя нашему взору тускловато-коричневый мешок, бывший некогда оливкового цвета, который выглядит так, словно в нем нет ничего, кроме грязного белья.

– Думаю, мы только что доказали, что подавленные воспоминания все-таки существуют, – бормочу я.

Вместо того чтобы вслепую шарить в мешке рукой, я осторожно вываливаю его содержимое на пол. Первым выпадает журнал. Это «Плейбой». Он датирован семидесятым годом, и с обложки улыбается роскошная красавица, избранная «Девушкой года». На меня накатывает волна невыразимого облегчения.

– Должно быть, именно на нее он смотрел в моем сне.

– Что? – переспрашивает Майкл. – Ты ни словом не обмолвилась о журнале «Плейбой».

– Ерунда. Это хороший знак.

– Почему?

– Потому что это нормально.

– Ага. Понимаю.

Вслед за журналом на пол падает миниатюрный фотоальбом для моментальных снимков, и горло у меня перехватывает судорога. Потом я вижу альбом для рисования, о котором упоминала Луиза. Дальше идет небольшая пачка конвертов, перетянутая желтой лентой, за которой следует кипа карт, некоторые из них закатаны в пластик. Самый верхний конверт в пачке адресован Люку Ферри, а в качестве отправителя указан Мальмезон. Погашенная марка датирована шестьдесят девятым годом. Рядом на пол приземляется нашивка в виде щита. На ней вышита голова орла, над которой нарисована винтовка с оптическим прицелом и надписью «Снайпер» желтыми нитками вверху.

– Сто первая воздушно-десантная дивизия, – говорит Майкл.

– Что?

– Орел. «Визжащий орел», так называли сто первую дивизию. Я часто видел эту эмблему в мини-сериале «Братья по крови», который показывали по «Хоум бокс офис». Твой отец служил в воздушно-десантных войсках?

– Да. Я узнала об этом совсем недавно.

Майкл листает «Плейбой», а я перебираю пачку писем. Почти все это письма матери к отцу. Некоторые отправлены из Натчеса, но большинство написаны в университете Миссисипи, и на них стоит штамп почтового отделения «Старый Мис». Моя мать поступила в университет, когда папа служил в армии, но не успела закончить и одного курса, как его ранили.

– Нравится? – интересуюсь я у Майкла, который по-прежнему не выпускает из рук «Плейбой».

– Интересно. Все такое древнее, особенно камеры и машины.

– Ну да, можно подумать, как раз на них ты и смотришь.

– Знаешь, я должен признать, что Лола Фалана выглядит совсем недурно.

– Лола Фалана – чернокожая, правильно?

– М-м-м…

Он показывает мне разворот журнала. Я вижу невысокую, отлично сложенную девушку с прической в стиле «афро», которая скачет на лошади.

Снова стянув конверты желтой лентой, я бросаю взгляд на полусгнившие сливы, тоже из вещмешка. Высохшие, сморщенные и черные, они отдаленно напоминают ягоды, которые я могла бы принести домой после детской игры «кошелек или жизнь» в те времена, когда сладости для Хэллоуина еще не продавались в магазинах. Пожалуй, теперь следует внимательно рассмотреть альбом с фотографиями, но я к этому еще не готова. Отложив его в сторону, я бездумно перебираю карты. На верхней представлен участок границы между Вьетнамом и Камбоджей к востоку от Сайгона. На другой изображена какая-то долина под названием А Шау Вэлли. На карте видны сделанные от руки пометки с английскими названиями: «Орлиное гнездо», «Берхтесгаден», «Куррахи», «Холм гамбургеров». Рядом с некоторыми названиями небрежно нацарапаны отметки высоты: «Высота Перри» – 639, «Высота Хоптаун» – 760, «Орлиное гнездо» – 1.487. Под английскими названиями видны печатные буквы другого языка: Донг Со, Але Нинх, Рао Лао. У меня такое чувство, что на этих высотах погибло много американских парней, причем они не должны были там находиться. Ну конечно: внимательно изучив карту, я понимаю, что смотрю на участок границы между Вьетнамом и Лаосом.

– Боже мой! – восклицает Майкл, показывая мне разворот «Плейбоя». – Интервью с Крошкой Тимом. И статья, написанная Нельсоном Альгреном. Фантастика! Знаешь, может быть, твой отец и купил этот журнал как раз из-за этих статей.

– Спасибо, ты очень мне помог.

– Извини. Я думал, ты хочешь сначала увидеть все сама, прежде чем показывать мне.

– Ты прав. Прости меня.

Итак, мне осталось просмотреть альбом для рисования и фотоальбом. Я уже собираюсь взяться за фотографии, когда Майкл снова окликает меня, но таким голосом, какого я еще не слышала раньше.

– Кэт?

Я поднимаю голову и вижу, что лицо его покрылось смертельной бледностью.

– Что такое?

Он качает головой, потом протягивает мне журнал. Между двумя страницами засунуты три фотографии. На каждой из них снят ребенок, каждый раз другой. На первых двух я вижу мальчиков в возрасте шести или семи лет. На третьей фотографии запечатлена темноволосая девчушка лет примерно пяти.

Все дети обнажены.

– Это ты? – спрашивает Майкл.

В глазах у меня стоят слезы.

– Нет.

Один из мальчуганов и не подозревает, что его снимают, зато второй явно испуган. Он держит свой крошечный пенис так, словно собирается помочиться, но я буквально вижу оставшегося за кадром мужчину, который приказывает ребенку трогать себя.

Желудок у меня подступает к горлу. Я хочу вернуть его на место, но не могу. Уронив журнал на пол, я вскакиваю, бегу в угол, и меня выворачивает наизнанку. Выпрямившись и глотая воздух широко открытым ртом, я отплевываюсь и вдруг чувствую, как что-то касается моей руки.

Я мгновенно разворачиваюсь и изо всей силы бью Майкла в лицо.

Он удивленно моргает, но не делает попытки защититься. Я отвожу руку назад, чтобы нанести новый удар, но тут что-то смыкается вокруг моего запястья, и мой кулак останавливается на полпути.