Он достает из внутреннего кармана водительские права и два паспорта – мой, обычный, и заграничный – почему-то новенький, только что оформленный. Я чуть не роняю все это в снег – так дрожат руки.

Зачем они пригнали мою машину? Что значит: «расшибешься не вовремя»? А когда вовремя? Сейчас меня посадят в «Хонду», отвезут куда-нибудь на окраину, придушат и столкнут вместе с машиной в овраг, изобразив автокатастрофу? Но для чего тогда новый загранпаспорт? На языке моем крутятся сразу два вопроса: «Вы меня убивать везете?» и «Зачем вы сделали мне новый загранпаспорт»? Выбираю вопрос второй, как более нейтральный.

– Зачем сделали новый загранпаспорт? – спрашиваю.

– А у тебя старый через полгода кончается, – объясняет Валера. – «Шенген» с таким не оформят.

Открываю паспорт, там стоит виза месячной давности в Нидерланды. Красивая такая, на всю страницу, зеленая, сверкающая, голографическая. Ага… Это означает, что меня отправляют почетным послом фрагрантов в Голландию, в Амстердам. Предположение сие звучит настолько нелепо, что я немедленно выпаливаю оставшийся вопрос:

– Вы меня убивать везете?

И тут я достаю эту каменнолицую парочку, они ухмыляются и издают короткое ржание. Интересные все-таки люди – подлизы. Проще всего рассмешить их вопросом о смерти – проверено. Может быть, потому, что подсознательно они считают себя близкими к бессмертию, думают, что смерть, однажды коснувшаяся их, отступила навсегда?

– Значит так, – говорит Антон. – Сегодня тебя убивать не будут. И вообще не будут. Поэтому расслабься, Дима, и прекрати трястись, как паралитик. Не все так просто, тебя ждут кое-какие сюрпризы, и мы кое-что тебе сейчас расскажем – сами, лично. Но для этого надо сесть в эту старую тачку, и нежненько так поехать, потому что время не терпит. Ты понял, брат? Или все-таки сорвешься, попытаешься удрать, побежишь через сугробы, петляя как заяц, в надежде, что пуля-дура пройдет мимо?

Острит, кривляется. Я молча открываю заднюю дверцу и залезаю в салон. Валера садится рядом со мной. Антон еще раз ухмыляется и занимает место водителя.

Мы едем. Я получил неплохие вести, но мне все равно исключительно нехорошо. Я отвык от повадок подлиз, говорящих на языке недомолвок. Мне кажется, что в психушке было легче. Там я был в авторитете, теперь я снова никто. Эти двое сделают со мной то, что положено сделать – то, что предписано Гансом – хорошее или плохое, одному богу известно. И я не в силах изменить ничего. Я снова недочеловек.

– Мне тридцать пять лет, почти столько же, как и тебе, – говорит Валера, который выглядит куда меньше, чем на тридцать. – Ты понимаешь, что это значит: я один из первых подлиз. Я не могу читать твои мысли, но легко читаю язык твоих запахов. Конечно, тебе не помешало бы принять душ, но дело не в этом. Ты дико мандражируешь, Дима. Ты боишься до смерти всего: и нас с Антоном, и Ганса, и неизвестности, и даже свободы, на которую ты наконец-то попал. Если бы ты был нормальным фрагрантом, я успокоил бы тебя за несколько минут, послал бы особый сигнал, ты учуял бы его и расслабился, даже получил кайф. Но ты, считай, безносый. Поэтому попытаюсь успокоить тебя словами.

– Попытайся…

– Мы везем тебя к родителям. Твоим родителям.

– Они живы?

– С ними все в порядке, – отвечает Валера. – Сразу предупреждаю твой второй дурацкий вопрос: их не сделали подлизами, и они ничего не знают о фрагрантах, хотя работают в нашей фирме. И не должны узнать. Это понятно?

– Слушай, Валера, ты все-таки послал мне этот свой сигнал? Попытался успокоить?

– Да. Откуда ты знаешь?

– Я что-то такое чувствую…

– Не может быть!

– Наверное, это самообман… – Я закрываю глаза и тру веки ладонями. – Но мне на самом деле легче. Словно сто грамм виски принял.

– Почему речь об алкоголе? Уж не собираешься ли ты напиться, брат?

– Боже упаси!

– Ты на самом деле что-то чувствуешь?

– Не знаю… Показалось, наверное.

– Покажи руки.

Я протягиваю вперед пальцы, они не дрожат, замерли твердо и уверенно. Мне вполне можно доверить скальпель.

– Да, интересно… – замечает Валерий. – Но давай оставим эту тему, времени мало. Скоро будем у твоих, и нужно тебя проинструктировать.

– Инструктируй.

– Ты не был в психушке. Был в Голландии, у своего приятеля профессора Дика Крумхорна. Ты отдыхал там целый месяц, оттягивался в полный рост, облазил всю Европу. И сейчас только что вернулся, едешь из аэропорта. Мы с Антоном, твои друзья, подогнали тачку и везем тебя к родителям. По-моему, все просто.

– Просто? – переспрашиваю я. – У вас всегда все просто, черт вас подери! Все продумано так, чтобы ложь выглядела максимально правдивой. Но как ты объяснишь моим старикам, что я не говорил с ними по телефону целый месяц? Такое не объяснишь никак!

– Ты говорил с ними.

– Как?!

– По телефону, само собой. Как же еще? – Валерий изображает недоумение. – Ты же был в Голландии!

– Я был в психбольнице! – взрываюсь я. – И уж поверь, я нашел способ позвонить родителям! Звонил им сто раз, и никто ни разу не подошел! И сотовые их не отвечали!

– Успокойся, Дима…

– Блин, у тебя-то самого родители есть? Ты понимаешь, как я переживал? Что с ними было?

– Им поменяли все номера, и мобильные в том числе. Ты звонил в пустоту.

– И как же я тогда с ними говорил?

– Вместо тебя говорил другой человек. Твоим голосом. Сделать такое – легче легкого.

– И что он говорил?

– Все что положено. Куда вы ездили с Диком, как оттягивались, и все такое прочее. Радостные впечатления и фонтан эмоций.

– А я торчал в это время в психушке!

– Да.

– Боже… – Я откидываюсь на спинку сиденья в изнеможении. – Как вы меня опустили…

– Опустили, – Валерий утвердительно кивает головой. – Тебе еще повезло. Могло быть хуже, намного хуже.

– Ты вообще представляешь, каково это – торчать в дурке, медленно сходить с ума, зная что ты здоров? Видеть эти дебильные рожи, делать вид, что ты глотаешь таблетки, и выплевывать их в унитаз?

– Не знаю, – заявляет Валерий, – и знать не хочу. В меня стреляли четыре раза, и два раза почти убили. Ты знаешь кто – чистильщики. Вальку Валяева я скинул с крыши собственными руками, а ведь пять лет мы сидели за соседними столами – он капитан милиции, я старший лейтенант, оба опера. Я перешагнул через это, потому что так было нужно. Но дурку я не заслужил!

– А я заслужил?!

– Еще как!

– Из-за кого же? Из-за Ганса? Он ваш кукольник, играет вами, живыми марионетками, услаждает собственные извращенные фантазии, а вы рыдаете от счастья и умиления, подчиняясь ему!