было пойти всей ватагой на улицу, своровать что-то вкусненькое в магазине, с кем-то подраться по дороге! Вот это, мы понимали, настоящий драйв! А зубрить набившую оскомину школьную программу нам было западло – пусть этим занимаются какие-нибудь идиоты-отличники!

Начиная с седьмого класса, мы появлялись на уроках, в лучшем случае, пару раз в неделю. Все же остальное время посвящали либо благотворному сну, который отныне у нас длился до обеда, либо же воровству, от которого, как мы тогда считали, пользы было больше, чем от любого учения.

Когда же изредка мы все-таки заваливались в класс, то это был злополучнейший день в жизни любой училки, потому что мы устраивали ей нечто подобное тому, что делали беспризорники в знаменитом фильме «Республика ШКИД». То бишь, принимались издевательски жужжать, не открывая ртов, как растревоженные пчелы в улье, чем доводили бедную учительницу до белого каления!

Самое интересное, что она никак не могла понять, откуда доносится этот раздражающий ее звук – мы сидели с непроницаемыми лицами – и вместе с тем, было очевидно, что здесь одной обнаглевшей пчелой явно не обошлось – жужжал весь класс! Не выдержав столь изощренного психологического давления, училка выскакивала в коридор и бежала жаловаться завучу, а когда обе эти возмущенные женщины возвращались обратно в классную комнату – нас уже там не было.

Все мы в полном составе вылезали через окно на улицу и спускались по пожарной лестнице на первый этаж. Прикиньте, каково было несчастным учителям?! Только что в классе сидело тридцать несовершеннолетних гопников, и вдруг всех их, включая девочек, куда-то буквально сдувало ветром из распахнутого настежь окна! Здесь было отчего схватиться за голову!

Эх, «ты уймись, уймись тоска, у меня в груди, это только присказка, сказка впереди». Еще одним, часто практикуемым нами занятием на уроках, было исправление школьных оценок в классном журнале. Дело в том, что мало кому из детдомовских учеников нравились те, до обидного маленькие, баллы, которые они обычно получали за свои, столь же ничтожные знания. Как правило, это были двойки, в лучшем случае тройки. Но душа-то требовала большего! И тогда в ход шли всякие рискованные хитрости.

Для начала мы выкрадывали из учительского кабинета классный журнал, что само по себе уже было далеко не рядовым событием. Иногда для того, чтобы разжиться заветным документом, нам приходилось организовывать целую войсковую операцию по отвлечению внимания противника и нейтрализации вредной училки, которую мы под каким-нибудь благовидным предлогом удаляли из класса (например, срочно вызывая ее к директору).

После этого наступало «время охуительных историй» – массовых фальсификаций в сворованном журнале! Чего мы только не делали, чтобы улучшить свою успеваемость в школе. И подчищали с помощью бритвы оценки в ученической ведомости (особенно удобно было переделывать тройки на пятерки), и вписывали туда все новые и новые баллы напротив наших фамилий. Представляю, как вылезали глаза на лоб у какой-нибудь учительницы, которая вдруг обнаруживала в журнале целую россыпь положительных и даже отличных оценок, которые она никогда и никому не ставила!

Помню, как-то нарисовал я себе щедрой рукой кучу пятерок, а своему другу Сергею Покровскому по доброте душевной влепил несколько троек. Так этот дурак на меня страшно обиделся! «Ага, – говорит, – значит, себя ты оцениваешь на отлично, а меня – всего лишь удовлетворительно?!». Но я ему тут же мозги на место поставил: «Серега, едрит твою размодрит! Имей совесть, в конце концов! У тебя пятерок отродясь за всю жизнь не было, а тут вдруг появятся ни с того, ни с сего – кто же этому поверит? Запалишь всю нашу малину!».

В итоге, нам надоело то и дело подделывать классный журнал, и мы стали просто угрожать учителям, что если они, скажем, за четверть не поставят нам по твердой тройке (на большее мы, во избежание «головокружения от успехов», уже и не замахивались), то у них начнутся не хреновые такие проблемы! И многие учителя, как это не возмутительно сегодня звучит с педагогической точки зрения, «шли нам на встречу», боясь еще более обострить и без того непростые отношения.

А конфликты у нас с преподавателями случались довольно жесткие. Обматерить какую-нибудь училку среди детдомовцев теперь считалось делом самым обычным и даже необходимым! А что еще делать, если она человеческого языка не понимает и заставляет, к примеру, отвечать «домашнее задание», к которому ты, разумеется, даже не притрагивался? Пошлешь такую дуру на три веселых буквы, и вроде как домашнее задание выполнил!

Несчастные учительницы с некоторых пор стали серьезно опасаться своих учеников и входили в класс, как в клетку с дикими животными! Мало кому из них удавалось хотя бы на время урока приручить злобных детдомовцев. О нормальном учебном процессе отныне и речи быть не могло. Мы же, почувствовав свою силу, наглели не по дням, а по часам!

В те редкие дни, когда нам все-таки приходилось доползать до школы (ради того хотя бы, чтобы совсем уж окончательно не забыть туда дорогу), мы от досады на самих себя становились совершенно неуправляемыми, демонстрируя невероятную грубость и хамство, чем приводили в ужас своих наставников!

Мы свистели, галдели, орали, пердели, жужжали, мычали, размахивали руками, топали ногами, дымили сигаретами (я этого не делал, поскольку не курил еще тогда), играли в карты, рисовали на классной доске всякие непристойности, целовались с девчонками (это тоже прошло мимо меня) и, конечно же, дрались друг с другом – куда же в интернате без мордобития?!..

В общем, делали все, что только возможно, окромя самих уроков. И бедные учителя, так и не сумев привыкнуть к нашей необычной манере обогащать себя знаниями, страшно офигевали от подобных «ученических сюрпризов». В конце концов, они махнули на нас рукой, обреченно решив, что горбатых могила исправит. Ну, или тюрьма, на крайний случай.

Глава 60

И этих обнаглевших бандитов вы называете детьми?!

Из обращения интернатских педагогов

Еще хуже приходилось нашим воспитателям, которые проводили с нами гораздо больше времени, нежели учителя. Этих мы вообще не щадили, превратив их пребывание в детском доме в некое подобие педагогического ада! Страшно вспомнить, сколько их уволилось за два года – думаю, не очень ошибусь, если скажу, что преподавательский состав у нас тогда обновился практически полностью.

Конечно, безнаказанность – это страшная вещь! Она поощряет все самое плохое, что только есть в человеке, делает его наглым, жестоким и беспощадным. Да и какой смысл брать себя в руки, если все тебе сходит с рук? Очень