– Что, вернулся просто полюбоваться видом, да? Или оставил в причальном доке какое-то дорогое сердцу голопорно?

– Да нет, просто забочусь, чтобы ты не путался под ногами, пока Вардани закрывает портал, только и всего.

Короткая пауза. Единственным звуком было его дыхание. Я дернул за трос, подтянув «санджет» поближе к правой руке, затем коснулся панели управления и рискнул на полсекунды включить импеллер. Ремни врезались в тело, и двигатели осторожно переместили меня вперед и вверх.

– Чего молчишь, Айзек? Дуешься?

Он издал горловой звук:

– Говна ты кусок, Ковач. Продал своих товарищей, как какой-то небоскребыш. Убил за деньги.

– Я думал, именно этим мы и занимаемся, Айзек. Убийством за деньги.

– Не надо мне этих твоих куэллизмов, Ковач. После того, как ты уложил сотню человек «Клина». После того, как испачкал руки в крови Тони Ломанако и Квок Юэнь Йи. Ты – убийца. А они солдаты.

При звуке их имен у меня слегка защипало в глазах и горле.

Подавить.

– Были бы солдатами, не подписались бы с такой легкостью на резню.

– Иди на хер, Ковач.

– Как скажешь, – я протянул руку к приближавшейся поверхности корпуса, к маленькому пузырю, торчащему из него, точно шпора. Внезапно я замер, и меня обожгла паническая мысль: а что, если корпус каким-то образом заминирован…

Ну что ж тут поделать. Всего не предусмотришь.

…и в этот момент мои руки в перчатках коснулись поверхности корпуса, и я остановился. «Санджет» мягко съехал с плеча. Я отважился бросить быстрый взгляд в проем, образованный пересечением двух пузырей. И тут же пригнулся. Фотопамять воссоздала увиденное и загрузила картинку в сознание.

Это был причальный док – все та же впадина трехсот метров в диаметре, окруженная холмами-пузырями, на которые, в свою очередь, напирали с флангов беспорядочно раскиданные выпуклости помельче. Взвод Ломанако, наверное, оставил локационный буй, иначе Каррера не смог бы так быстро отыскать нужное место на корабле почти тридцатикилометровой ширины и шестидесятикилометровой длины. Я снова взглянул на дисплей приема, но единственным каналом, который я там увидел, по-прежнему оставался тот, где слышалось чуть хриплое дыхание Карреры. Ничего удивительного: разумеется, он обрубил бы сигнал, как только достиг нужного места. Зачем ему выдавать, где его засада?

Так где же ты зашухарился, Айзек? Я слышу, как ты дышишь, осталось только увидеть тебя, чтобы ты больше не дышал.

Я снова осторожно занял наблюдательную позицию и начал осматривать располагавшуюся подо мной местность сантиметр за сантиметром. Всего одна небрежность с его стороны, это все, что мне нужно. Всего одна.

Со стороны Айзека Карреры, орденоносного командира вак-коммандос, который прошел через тысячу вакуумных схваток и победил в большинстве из них. Небрежность. Конечно, Так. Как только, так сразу.

– Кстати, любопытно, Ковач, – его голос снова был спокоен, он овладел собой – наименее выгодный для меня расклад в нынешних обстоятельствах. – Что за сделку тебе предложил Хэнд?

Смотри, ищи. Не давай ему молчать.

– Больше, чем платишь мне ты, Айзек.

– Мне кажется, ты забываешь про нашу первоклассную медицинскую страховку.

– Не, не забываю. Просто стараюсь сделать так, чтобы больше не приходилось ею пользоваться.

Смотри, ищи.

– Неужели воевать за «Клин» так уж невыносимо? Переоблачение гарантировано при любых условиях, а настоящей смерти профессионалу твоего уровня можно не опасаться.

– Трое из моих людей могли бы с тобой поспорить, Айзек. В смысле, конечно, если бы не были по-настоящему мертвы.

Секундная заминка:

– Твоих людей?

Я поморщился:

– Ультравиб-батарея сделала из Цзян Цзяньпина кашу-размазню, нанобы уничтожили Хансена и Крукш…

– Твоих лю…

– Я тебя и в первый сучий раз расслышал, Айзек.

– Да? Ну извини. Я просто удиви…

– Профессионализм ни на что не влияет, и ты об этом прекрасно знаешь. Ты эту песенку можешь идти продать для роликов Лапине. Машины и везение – вот и все, что определяет на Санкции IV, жить тебе или умереть.

Смотри, ищи, найди этого говнюка.

И сохраняй спокойствие.

– На Санкции IV и в любых других войнах, – негромко сказал Каррера. – Тебе должно быть об этом известно лучше, чем кому-либо. Такова суть игры. Если не хотел играть, не надо было садиться за стол. В «Клин» идут не по призыву.

– Айзек, да вся долбаная планета была призвана. Ни у кого больше нет выбора. «Раз в стороне не остаться, уж лучше стрелять из большого калибра». Это, если тебе интересно, как раз был куэллизм.

Он хмыкнул:

– Просто здравый смысл, как по мне. Эта сука, похоже, сроду ничего оригинального не сказала.

Вот оно. Мои обостренные тетраметом нервы напряглись. Вот тут.

Узкий край какого-то творения человеческих технологий, выхваченный из темноты осветительной ракетой, – острые углы посреди сплошных закруглений. Бок рамы импеллера. Я поднял к плечу «санджет» и прицелился. Медленно процедил ответ:

– Она же была не философом, Айзек. Она была солдатом.

– Террористкой она была.

– Это вопрос терминологии.

Я нажал на спусковой крючок. Пламя пронеслось над впадиной центральной площадки и отразилось от кромки. На корпусе что-то взорвалось, вниз посыпались осколки. Угол моего рта тронула улыбка.

Дыхание.

Только оно меня и предупредило. Бумажный шелест дыхания, еле различимый в наушнике. Затрудненное от физического усилия, сдерживаемое дыхание.

Ё…

Что-то невидимое разбилось над головой, залив меня светом. Еще что-то невидимое со звоном ударилось о лицевую пластину, оставив крошечную светящуюся зазубрину. Такими же ударами осыпало и корпус экзокостюма.

Граната!

Инстинкт тут же заставил меня повернуться вправо. Позже я понял почему. Это был кратчайший путь от позиции Карреры до моей, ведущий вдоль выступа, окольцовывавшего причальный док. Разговаривая со мной, Каррера преодолел треть этой окружности. Бросив запутавший меня импеллер, который в любом случае выдал бы его, он все это время полз ко мне. Когда он двигался, то разыгрывал гнев, чтобы замаскировать физическое напряжение, а когда останавливался, сдерживал дыхание. Решив, что подобрался достаточно близко, залег и стал ждать, когда я выдам себя выстрелом из «санджета». Многолетний опыт вакуумных боев продиктовал ему выбор оружия – единственного, которое невозможно засечь.