explosion, a implosion, назвал этот внутренний взрывоудар использованием «дисциплины тоталитарной партии», совпав фразеологически с шефом ЦРУ. Признание последнего важно ещё вот в чём: оно опровергает все попытки объяснить разрушение СССР экономической несостоятельностью страны, тем, что она надорвалась на гонке вооружений. Всё это, как и избыточное акцентирование падения цен на нефть в качестве причины гибели СССР, призвано спрятать, замаскировать, закамуфлировать реальную причину, превратившую структурный кризис в системный, т. е. в летально-терминальный – а именно сознательные действия международной, смешанной советско-западной бригады, интересам которой соответствовало ослабление, а затем и уничтожение СССР.

Дорогого стоит и признание Яковлева, заявившего в одном из интервью, что своей перестройкой они, перестройщики, ломали не только СССР и коммунизм, но тысячелетнюю модель развития России. То есть перед нами – махровый русофоб похлеще и похуже всяких бжезинских, раскрывающий не только антисоветские, но и антирусские, русофобские замыслы и секреты перестройки. Едва ли Яковлев слышал что-либо об эзотерических корнях русского этноса (его интересовало другое – например, чань/ дзэн буддизм), но то, что объективно он работал над выкорчёвыванием, уничтожением этих корней – это очевидно.

Черчилль в 1940 г. в одном из писем заметил, что Великобритания воюет не с Гитлером и даже не с национал-социализмом, а с немецким духом, духом Шиллера, чтобы он никогда не возродился (a propos: поведение немецких мужчин в Кёльне и других городах, когда их женщины подверглись сексуальным домогательствам мигрантов с Ближнего Востока, а мужчины предпочитали звонить в полицию, а не разобраться с насильниками здесь и сейчас, причём так, чтобы орган насилия пришёл в негодность на всю оставшуюся жизнь, а также само отношение многих немцев к мигрантам и, наконец, появление у руля ФРГ такого персонажа, как фрау Меркель, – свидетельствуют о том, что англосаксы в огромной степени добились своих целей; что может быть более антишиллеровским по своему духу, чем Меркель?!). Перефразируя Черчилля, можно сказать, что Яковлев и Бжезинский, а точнее их хозяева (оба эти занятных штемпа – всего лишь фигуры, первая – полегче, вторая – потяжелее, но они, конечно же, не хозяева игры и даже не игроки; в лучшем случае – помощники последних) боролись не с коммунизмом, а с русским духом, духом Пушкина и Ломоносова, Суворова и Сталина, Толстого и Мусоргского – чтобы этот дух никогда не возродился.

Ненависть к этому духу проскочила у Яковлева уже в статье 1972 г., но не только к этому духу – было и ещё нечто очень серьёзное и важное, о чём будет сказано ниже. Здесь же отмечу, что в какой-то момент в некой точке совместились, пересеклись, с одной стороны, страх части номенклатуры перед русскостью, русским духом, русским патриотизмом, который она со своих кондово-вульгарноинтернационалистских позиций квалифицировала либо как национализм (и эта позиция разделялась определёнными сегментами советской интеллигенции – так называемыми «либералами» и «интернационалистами»), либо – на партсленге – как «русизм» (Ю.В. Андропов), с другой – русофобия той части правящих кругов Запада, которые под видом борьбы с коммунизмом планировали разрушение России как таковой, как исторического блока, фундаментом и несущими конструкциями которого являются русские. На этот вопрос мы ещё обратим внимание, а сейчас вернёмся к морализирующей критике, которую нередко адресовали Яковлеву.

Такого рода критика, прав был Маркс, штука не вполне адекватная, поскольку, согласно Марксу, мораль – это состояние бездеятельной активности того, у кого отняли силу (не путать мораль с нравственностью). Морализирующая критика тем более неадекватна, если речь идёт о представителях группы, где рост, карьера обусловлены не моральными и профессиональными качествами, а совсем наоборот. Смешно предъявлять моральные претензии тем, кто всю жизнь колебался с курсом партии и от чего-то или кого-то отрекался. Почти вся партийная история и жизнь КПСС – это отрицание и колебание, вот и доотрицались до того, что сами себя заколебали. У них и в гимне была записано: «Отречёмся от старого мира, отряхнём его прах с наших ног». Дали команду: Сталин (Хрущёв, Брежнев) – это старый мир, «коммунистический Старгород». Ну-ка, быстро отреклись от культа личности (волюнтаризма, застоя и т. д. и т. п.). Отряхнули прах. Кто не отряхнул? Ах, вот этот? Не успел? Что значит, не успел? Значит, он-то и есть сталинист (хрущевист, брежневист-застойщик и т. д.). Он – прах. Топчи его, суку! В какой-то момент в глазах части номенклатуры «старым порядком» и прахом оказался советский строй. И, словно подслушав у Сиплого из «Оптимистической трагедии», перевёртывай зашептали: «Сволочью вожак оказался». Да, сволочью, то есть тоталитаризмом оказался коммунизм. Мы-то, рвали они на себе тельник, думали, что он – коммунизм, а он – тоталитаризм. Будем перестраивать. Естественно, не за свой счёт.

Нет, морализирующая критика здесь неуместна.

Ещё одна линия критики (естественно, в постсоветское время) – полное отвержение статьи Яковлева как идеологической стряпни ориентированного на карьеру догматика, как кондовой идеологической поделки. Да, действительно статья во многом кондовая, написанная на смеси канцелярита и коммунистического новояза, пересыпанная цитатами из работ Ленина. Да, за ней скрывается уныло-серый аппаратчик. Но неважно, кто скрывается, – «они приходят как тысячи масок без лиц» (К. Чапек), и, придёт время, – напялят другие маски. Интерес представляет не маска, а масса номенклатуры, которая (или часть которой) заговорила устами Яковлева, а позднее – в 1980-е – решила спасаться по пути демократических и рыночных реформ и на этом пути взяла верх над другой частью номенклатуры.

Меня интересует классовая позиция; разумеется, «классовая» не в капиталистическом смысле термина – таких классов ни в русской истории, ни, тем более, в СССР, не было. Вот этим-то и интересен текст Яковлева, который кто-то воспринял как донос, кто-то – как указивку, а кто-то – как faux pas (ложный шаг) карьериста – «Акела промахнулся» (правда, Яковлев своим жизнеходом больше похож на шакала Табаки, чем на Акелу). На самом деле такого рода тексты, наряду с Уставом КПСС, Конституцией СССР, речами первосеков и генсеков, статьями «идеологов» из обслуги и другими официальными документами, если правильно к ним подойти, становятся одним из средств раскрытия социальных секретов советской системы, из которой, в свою очередь, растут секреты постсоветской системы и её хозяев – местных и зарубежных.

Поэтому я утверждаю, что в случае с яковлевской статьёй мы имеем дело с очень важным текстом, отразившим властно-идейный («идеологический») кризис номенклатуры, противоречия внутри неё самой и – шире – в советской элите (термин употреблён, естественно, в политологическом смысле), а также кризисные явления в обществе и в отношениях номенклатуры с этим обществом, начало стремительной утраты номенклатурой легитимности. Кризис этот начал развиваться, естественно, до появления статьи Яковлева, а завершился он, по крайней мере, промежуточно-вехово, в начале 1990-х