Граф уже забыл про свой страх, настолько потрясающей была эта картина. Толпа темных фигур, несущаяся вниз по узкому ущелью, казалась бесконечной. Люди были как муравьи, выбегающие из разрушенного муравейника, как колыхающееся волнами поле созревшей пшеницы, и пулеметы косили их, словно гигантскими взмахами косы, и укладывали в чудовищные снопы.

И все же то тут, то там несколько фигур прорывались сквозь огонь и набегали на проволочные заграждения, установленные по приказу Кастелани, прорубались сквозь них своими мечами и проникали внутрь.

Из тех, кто пробился сквозь колючую проволоку, большинство погибали на самом бруствере итальянской траншеи, их в клочья расстреливали почти в упор залпами из винтовок, но некоторые, очень немногие, все-таки врывались в расположение итальянцев. Группа таких удальцов перепрыгнула через проволочные заграждения в том месте, где под огнем пали двое эфиопов, придавив проволоку своими телами и создав таким образом проход для тех, кто бежал следом за ними.

Их вел высокий, похожий на скелет человек в развевающихся белых одеждах. Он был лыс, и его череп блестел как черное пушечное ядро, а его великолепные белые зубы сияли на фоне залитого потом темного лица. Он был вооружен одним мечом, длинным, как расстояние между кончиками его пальцев обеих рук, если бы он до конца развел их в стороны, и широким, с ладонь. Человек легко размахивал этим тяжелым клинком над головой и прыгал из стороны в сторону, уворачиваясь от пуль, как горный козел.

Двое воинов, что бежали следом за ним, тащили старые винтовки «мартини-хенри», из которых стреляли на бегу прямо от бедра, и от каждого выстрела из стволов вылетали длинные синеватые хвосты сгоревшего черного пороха, а их предводитель продолжал размахивать своим мечом, испуская дикие воинственные крики.

Пулеметная очередь настигла эту группу и срезала двоих, но предводитель продолжал неудержимо нестись вперед.

Граф, выглядывавший из башенного люка танка, был настолько поражен упорством этого воина, что совершенно забыл про свои страхи. Из танка, стоявшего рядом, раздалась пулеметная очередь, секущий уши дробный перестук, и на этот раз фигура в белом чуть покачнулась и замедлила бег. Альдо Белли видел, куда попали пули, выбив из одежд воина маленькие облачка белесой пыли и оставив на его груди кровавые пятна. Несмотря на это, он продолжал бежать вперед, по-прежнему испуская боевой клич. Он перепрыгнул через первую траншею и понесся прямо на танки. Казалось, он понял, что именно граф является его главным врагом. Он быстро приближался к командирскому танку и вдруг очутился рядом с ним. Альдо Белли был так поражен, что не мог двинуться с места и продолжал торчать в башенном люке. Он видел напряженные, яростные глаза на иссеченном морщинами лице, успел даже заметить несообразно-идеальные белые зубы. Грудь воина была залита темно-красной кровью, но тяжелый меч в его руках по-прежнему со свистом рассекал воздух, а утренний свет отражался от клинка, который сверкал как летняя молния.

Пулемет выпустил еще одну очередь, и пули, казалось, разорвали тело воина на части. Граф увидел, как обрывки его одежд и куски плоти разлетелись во все стороны, и все же – совершенно невероятно! – он продолжал бежать вперед, шатаясь и волоча за собой меч.

Последняя очередь сразила его, и меч выпал из его руки. Он осел, опустился на колени, на четвереньки, но продолжал ползти. Он уже заметил графа, и его взгляд был неотрывно прикован к побелевшему лицу итальянца. Он пытался что-то крикнуть, но слова утонули в потоке яркой крови, хлынувшей из его раскрывшегося рта. Ползущая изувеченная фигура добралась-таки до стоявшего неподвижно танка, и итальянские пулеметы замолчали – словно в благоговейном ужасе при виде такого упорства и мужества.

С огромным трудом умирающий воин подтянулся всем своим изуродованным телом вверх, ближе к графу, не сводя с него ужасного, ненавидящего взгляда уже почти мертвого человека, граф нервно схватился за отделанную слоновой костью рукоять своей «беретты» и судорожно задергался, вставляя в нее магазин, полный патронов.

– Остановите его, идиоты! – завизжал он. – Застрелите его! Не давайте ему сюда забраться!

Дрожащими руками граф загнал наконец магазин в рукоять пистолета и поднял ствол. И с расстояния в шесть футов успел увидеть в прицеле лицо лезущего на танк эфиопа.

Он разрядил в него весь магазин «беретты», отчаянно торопясь выпустить все пули, и выстрелы прозвучали оглушающим грохотом во внезапно установившейся тишине, повисшей над полем боя.

Одна пуля угодила воину прямо в середину его залитого потом лба, оставив в блестящей коричневой коже идеально круглое отверстие, и он съехал назад, скатился с корпуса танка и наконец успокоился, упав на спину и уставившись широко раскрытыми, невидящими глазами в светлеющее небо. Изо рта выпала искусственная челюсть, губы сомкнулись и втянулись внутрь.

Графа все еще трясло, но тут, совершенно неожиданно, его охватила волна возвышенных чувств, унесшая прочь прежние страхи. Он ощутил подавляющее чувство причастности, эмоциональной общности с человеком, которого только что убил, и ему захотелось заполучить какую-то часть его, какой-то трофей – на память о нем. Ему захотелось снять с него скальп или отрезать эту лысую голову, чтобы потом навеки сохранить память об этом моменте, но прежде чем он успел пошевелиться, зазвучали свистки офицеров и сигнальный рожок, поднимающий солдат в атаку.

На склоне перед ними лежали одни только мертвые, кучами и целыми рядами, а те, кто уцелел после этой самоубийственной атаки, поспешно прятались и исчезали за скалами, словно клочья расходящегося тумана.

Дорога на Сарди была открыта, и Луиджи Кастелани, настоящий профессионал и специалист в своем деле, тут же воспользовался этим шансом. Рожок вновь пропел свою звенящую команду, и итальянская пехота поднялась из окопов, а рота танков, ревя моторами, двинулась вперед.

Мертвое тело старого воина харари лежало прямо перед гусеницами командирского танка, и режущие стальные траки вонзились в каменистую почву, пройдя над ним и раздавив его, как колеса машины давят на шоссе попавшего под них кролика. И танк триумфально повез графа Альдо Белли вверх по ущелью, к городку Сарди и к дороге на Десси.

Насыпь из каменных глыб, воздвигнутая поперек выхода из ущелья, остановила бронированную колонну – выход в долину был перекрыт. А когда итальянские пехотинцы, продвигавшиеся под прикрытием черных стальных корпусов, вывалились на нее, намереваясь разобрать и разнести преграду, на них налетела новая волна эфиопов – защитников ущелья, выскочивших из укрытий за стеной, где они дожидались врага, и тут же атакующие и обороняющиеся смешались в копошащуюся массу, так что ни артиллерия, ни пулеметы не могли стрелять из опасения попасть в своих.

Атакующих трижды за это утро отбрасывали от насыпи, и даже мощный артиллерийский обстрел, которому итальянцы подвергли ее защитников, казалось, не произвел на гранитные глыбы никакого впечатления. Когда танки, гремя и позвякивая траками, как огромные жуки подползли поближе, отыскивая проход, ничего подобного в стене не обнаружилось, и траки лишь высекали искры из скального грунта, но никак не могли втащить свой гигантских стальной груз наверх, на насыпь – угол подъема был слишком крутой.