Вежливо дослушав, Саша помолчал.

– Всё это слишком невероятно, чтобы быть правдой, – сказал он наконец. – Вообще, история обретения этих дощечек очень смахивает на находку «золотых страниц» секты мормонов, оригинала которых никто не видел, кроме Джозефа Смита, как и ваш Миролюбов – «Велесову книгу»…

Последняя фраза вновь заставила Чумакова внутренне собраться. «Такой уж начитанный молодой человек или… – мелькнула мысль. – Основательно подкован в вопросах истории и религии, единственный, не считая Калитняка, попутчик из Киева, сосед по креслу в автобусе… Да, дружок, у тебя неплохая подготовка, – подумал Вячеслав Михайлович, намеренно глядя в окно, – но у меня за плечами опыт, да и готовили разведчиков в наше время всё-таки лучше. На разговор я тебя всё-таки вытянул, сделав небольшую намеренную ошибку, и ты пошёл в атаку именно так, как тебя учили, ввязался в спор. Дальше – дело техники, по мелким деталям вычислить, где именно тебя готовили, здесь или там. Хотите отследить мои прежние связи? Так я, ребята, их задействовать не собираюсь. Желаете узнать, зачем я еду в Европу, тем более так целенаправленно стремлюсь туда после развала Союза? На эти вопросы я уже ответил в полном объёме. Задача у меня теперь простая: нужно вести себя как можно естественнее, быть открытым и прозрачным как стёклышко, пусть убедятся, что я действительно еду по личным делам, не затрагивающим интересы ни разведки, ни международной политики. Больше внимания мелочам».

И Чумаков продолжал усиленно грузить Сашу информацией.

Подъехав к немецкой границе, «мицубиси» остановился, поджидая менее скоростной «икарус». Все вышли размяться и подышать свежим воздухом. На автозаправку, расположенную тут же, одна за другой подкатывали машины с немецкими номерами, наполняя баки более дешёвым, чем в Германии, польским бензином.

Чумаков подошёл к заправке, чтобы освежить язык, поговорил с немецким водителем.

К обеду подъехал «икарус» львовян, и оба автобуса двинулись к таможенному терминалу. И там неожиданно надолго остановились. В салоне стало душно, выходить не разрешали. Саша отправился выяснять причину задержки. Его долго не было, наконец появился.

– Вы знаете немецкий, – обратился он к Чумакову, – надо помочь.

То, что увидел Вячеслав, вызвало невольную улыбку.

Калитняк произносил страстный монолог перед высоким худощавым немецким таможенником, который внимательно слушал, абсолютно ничего не понимая из объяснений. Наконец Калитняк сделал паузу. Тогда стал говорить немец, и Калитняк уставился на него таким же непонимающим взором. Так повторялось несколько раз. Увидев подходящего Чумакова, Калитняк кивнул:

– Вот, не пускает, а почему – не поймём…

Это опять было чисто по-нашему: ехать в чужую страну, не утруждая себя изучением даже простейших, элементарных фраз, как будто это не поездка через три страны и границы, а прогулка к тёще на вареники.

– Что случилось? – обратился Чумаков к таможеннику по-немецки. Тот, блеснув очками в тонкой чёрной оправе, в который раз стал методично объяснять, что по инструкции он может пропустить только автобусы и машины, имеющие «зелёную карту». К «мицубиси» он претензий не имеет, а вот старый «икарус» доверия не внушает.

Чумаков повернулся к водителям из Львова:

– Таможня требует «зелёную карту», она у вас есть?

Водитель, порывшись, достал бумагу в четверть обычного форматного листка, где на украинском языке было написано, что данный автобус допущен к эксплуатации на дорогах Европы.

Лёня между тем подошел к двери и вполголоса сказал:

– Ты хоть заглуши пока свою «керосинку», чтоб немец не видел, как она дымит…

Таможенник повертел в руках бумажку и вернул, отрицательно качая головой:

– Это не то. Нужна «грин картэ», соответствующая требованиям и форме, утверждённым министерством по эксплуатации транспортных средств в Германии, которая должна содержать… – И он стал перечислять пункты расхода масел, состав выброса выхлопных газов, состояние ходовой части и прочее, прочее…

– Та цэ ж кращий автобус у нашому автопарку! – возмутился львовский водитель. – Мы недавно у Франции булы, скажы йому! – обратился он к Чумакову.

– Ага, расскажи немцу, что остальные вообще дрова! – подначил Лёня.

Ситуация назревала патовая. Чумаков почувствовал, что близится реальная угроза срыва поездки. Собрав внутреннюю силу и сохраняя внешнее спокойствие, Чумаков повернулся к таможеннику и, глядя ему прямо в глаза, стал говорить. Он убеждал, что в автобусах – дети, что они уже два дня в пути, голодные и уставшие, что они год готовились к этим соревнованиям и что подобная такая поездка последняя, по возвращении они непременно оформят «зелёную карту» по всем правилам.

В эту речь он вложил всё, что мог, и даже больше, понимая, что обратного хода нет, и держа в голове мысль, что ему НАДО пересечь границу.

Немец помедлил, поправил очки. Потом отвернулся и нехотя протянул Калитняку документы.

Но это было ещё не всё! «Вуйки» имели датскую визу, но не имели германской, так как вначале планировали лететь на самолёте. Теперь предстояло уговорить (!) педантичных немецких пограничников, чтобы они позволили проехать через свою территорию. Дежурившая девушка-пограничник этот вопрос решить не могла, и Чумаков отправился к командиру. После беседы, на которую ушло немало сил и красноречия, а ещё больше – внутреннего воздействия – шлагбаум наконец поднялся.

За окнами замелькали чистенькие и аккуратные населённые пункты Германии. Чумаков ликовал в душе: всё-таки получилось, преодолены все преграды, и он мчит к цели! Произошло ещё одно маленькое чудо, несмотря на его далеко не совершенный немецкий. Чумаков следил за проносившимся пейзажем, а подсознание, извлекая из своих «кладовых» подобные случаи и события, пришло к выводу: нет, знание языка в данном конкретном случае значило не так много. Главное – сила убеждения, то энергетическое поле, которое может действовать вообще без слов. Это из разряда тех контактов, на уровне которых понимают друг друга животные или дети. Они происходят на уровне ауры, сигналы которой можно научиться различать так же хорошо, как кожную реакцию на боль, холод, тепло, комфорт. И не только различать, но и овладевать ситуацией, ненавязчиво подчиняя её своей воле.

В подобном искусстве Чумакову приходилось упражняться немало в те уже отдалённые времена, когда необходимо было расположить к себе людей разного возраста, характера, темперамента, порой настороженных, подозрительных, недоверчивых. Нужно было так повести себя, так незаметно зацепить собеседника, чтобы он, ни о чём не догадываясь, рассказал или сделал именно то, что тебя интересует.

По сравнению с этим нынешний случай на границе был и проще, и сложнее. Проще, потому что из немца не требовалось вытаскивать никаких тайн. Но сложнее именно в силу вросшей в кровь и мозг немецкой дотошности и пунктуальности, которые следовало преодолеть, и это заставило Чумакова поволноваться. Зато теперь он удостоверился, что навыки не утеряны, к тому же помогала некая внутренняя сила, которую он теперь постоянно чувствовал.