Мериптах смотрел то вниз, то на Апопа.

– Может быть, ты мне покажешь, где Фивы?

Мериптах стал водить головой направо-налево, повернулся спиной к движению ладьи. Раздвинул коричневые руки. Помахал кистью левой:

– Там.

– Правильно. Но в твоем распоряжении была река, мною уже названная, и еще прежде я сказал тебе, где восток. По виду очертаний ты бы Фив не узнал. Да, они там, где ты показал, на юге. Мой маленький Нил изгибается в том месте, прежде чем ринуться к дельте. Там же, у кирпича, обозначающего крепость Дендеру, выставлено целое скопище человеческих фигурок в белых набедренниках. Видишь? Отсюда, пожалуй, и разглядеть трудновато. Это армия доблестного, но дубиноголового Яхмоса. Далее только речные пороги, кушиты и стада бегемотов.

Царь закрыл глаза с облегчением – он нашел разгадку.

– Ты не узнал родной город только потому, что тебе никто его не описывал так же, как Вавилон или Сузы. Ты не видел его «сверху».

Царь длинно вздохнул:

– Ты не был мертв, Мериптах. Тебя укусила змея, и ты заснул и во сне слышал чьи-то разговоры. Могу даже предположить чьи. Это не боги загробного мира шептались между собой. Был только один человек, который мог столько рассказать о тайном царстве Авариса. Твой предатель-отец. Мегила не раз и не два путешествовал в этой ладье. Ему по должности было положено знать главные города со всех точек зрения. Кому он это рассказывал? Это определить сложнее. Может быть, даже и невозможно теперь. Впрочем, почему же невозможно? Наверняка он выдавал секреты Авариса Аменемхету в обмен на что-то. Только жрец Амона достаточно богат для того, чтобы оплатить такие сведения. Можно даже предположить, что́ Мегила просил за свое предательство. Твою жизнь. Ты лежал рядом усыпленный, с замедленным сердцем, но не мертвый, и твой слух был открыт. Не могу не заметить, что оценил он тебя высоко. В обмен за тебя он готов был отдать целый мир.

Апоп зевнул:

– Нет, Мериптах, нет никакой загробной темноты и засевших там богов. Все разрешимо простыми силами человеческого разума, и для рассудка нет непроницаемого. Взгляни, как легко я, пользуясь только поворотами умозаключений, проник в суть события, происходившего не в моем присутствии и в полнейшей, надо думать, тайне. Отвыкай от этих сказочных чудес, когда вокруг столько чудес подлинных, настоящих, сотворенных руками умного человека.

Мальчик молчал, провалившись спиной в самый нос ладьи, как будто загнанный туда силою неотразимой царской мысли.

– Хотя бы эта ладья. Ведь ты до сих пор считаешь, что мы, и правда, медленно летим над картой, что насыпана внизу. Просто летим по воздуху.

Мериптах повел глазами вправо и влево, как бы удостоверяясь, что его чувства до сих пор ему не лгали. Выражением лица он подтверждал – да, считаю, что летим. Что тут еще может быть?

– Люди до сих пор больше верят в волшебство, чем в науку. Рассказ о таком полете, какой мы совершаем, вызовет больше доверия и понимания, чем то, что я тебе сейчас покажу. Посмотри на меня внимательно. Посмотри, неужели ты ничего не видишь?

Последовав этому повелению, мальчик присмотрелся и увидел, что Апоп стоит не просто так, но опирается спиной на что-то черное, на какую-то мачту, уходящую из днища ладьи вверх, прямо в черное небо. А в этом небе… Мериптах похлопал ресницами, очищая взгляд от слишком сильного света, набравшегося в зрачки от факелов там, внизу… В небе была протянута черная, толстая струна, к которой и крепилась длинная, тоже черная мачта ладьи. Струна немного просела под весом судна. Увидеть ее, особенно отрываясь взглядом от мощно освещенного дна, не было никакой возможности. Черная на черном, беззвездном небе, она была практически невидима. Да и кто станет высматривать какие-то темные тени над головой, когда внизу открываются такие картины.

Царь громко хлопнул в пухлые ладони:

– Смотри, Мериптах.

Немного повыше того места, откуда ладья Апопа отправилась в свой путь, осветилась вдруг явившимися огнями большая каменная ступень, нависающая над живой картой. И Мериптах увидел там массивные деревянные колеса с торчащими из них толстыми ручками. Колеса вращались, потому что на этих ручках повисали, тащили на себя и уминали вниз многочисленные человеческие руки. Рядом стояли с воздетыми факелами стражники. Черная струна, выходя из неба, наматывалась на барабан колеса, заставляя ладью ползти по небесам. На другом конце чаши имелось такое же колесо. Оно принимало на себя другую сторону мощной нити, удерживающей ладью.

– А теперь посмотри вниз.

Внизу тоже произошло перестроение огней, отчего открылись прежде невидимые конструкции. Оказалось, что ручьи текут навстречу друг другу не сами по себе, а потому, что скрывающиеся в темных углах специальные люди постоянно наполняют водою большие глиняные резервуары на юге и севере мира. Бесшумные вереницы пробегающих и опрокидывающих кожаные ведра теней. Немыслимая слаженность и тишина.

Апоп, глянувший на Мериптаха в этот момент, увидел в его глазах подлинное, настоящее, феерическое восхищение. Никакой подлинный полет по небу, никакое плавание в загробных мирах не могли сравниться по удивительности с работой этого волшебно задуманного механизма.

– Да, Мериптах, да, мы способны и на такое. Для нас нет ничего невозможного. Тайна мироздания определена, ты сам мог наблюдать это. Путь к истине лежит через неизменное, совершенное число. И движение звезд, и поведение вещества, и могучий пар, и испепеляющийся порошок есть разные проявления этого единого закона. Ученые Авариса скоро уже поймут, как он сказывается в устройстве и работе человека. И тогда сбудется мечта многих и многих, в том числе и несчастного Бакенсети. Можно будет старика превращать в молодого человека. Тысячи лет всякие заклинатели и колдуны обманывали легковерных, обещая сделать это, а это будет сделано строго по науке, по выявленным законам естества. Но… но тут я должен сказать это слово. Даже приближение к истине, даже предстоящее слияние с абсолютом, просветляя ум, все же иссушает сердце. Для полноты жизни надобна еще одна вещь. Знаешь, Мериптах, какая?

Потрясенный мальчик даже не кивнул головой.

Апоп изучающе глядел на него, прикидывая, пора ли сказать то, что он собрался сказать.

– Чтобы ты понял, я закончу ту историю про двух путников. Те двое были, судя по всему, первыми людьми с прояснившимся разумом. Духовные гиганты, несомненно. Ибо в этом деле им не помогали ни толпы первейших ученых со всего света, ни бесчисленные механизмы, ни библиотеки. Они сами, одной своей умственной силой, поднялись над бредом обыденной жизни и увидели подлинный смысл существования. Правда, воспользовались они уникальным знанием по-разному. Один для грубого, презренного обогащения. За что и был наказан. В этом наказании часть великой морали этой легенды: даже самый умный и свободный, если он поставит свои способности в подчинение только лишь своим низким страстям, будет низвергнут самою жизнью. Важно любить. Ведь второй путник не просто был хороший, добрый человек, пожалевший темных кочевников и вернувший им их скот. Он полюбил молодого вождя. Только облагороженная настоящей, бескорыстной любовью истина может творить благое в мире.