Рассказ об измышлениях, распространяемых о ней Амбруазиной, Анжелика слушала вполуха. Куда важнее для нее было возрождение надежд, связанных с ее мужем.

— Значит, и здесь, ссылаясь на Жоффрея, она солгала?..

— Думаю, да… Вы мне рассказали, с какой злобой она отзывалась о мужчинах, что она хотела убить Абигель, что скрипела зубами при одной мысли о любви и уважении, какие питают к вам чуть ли не все. Именно к вам, а не к ней… Но в этих ее излияниях нет ни малейших признаков торжества любовницы, уверенной в чувствах мужчины, отвоеванного у соперницы… И я готов биться об заклад, что ее попытка поймать в свои сети нашего несгибаемого графа, сеньора де Пейрака кончилась для нее полнейшим унижением. Похоже, что ее горестные упреки по адресу мужчин об этом как раз и свидетельствуют.

— Значит вы не верите, что он ее любовник?

— Впредь до дальнейших указаний, нет, — заявил он шутливо.

— Боже! До чего я вас люблю, — воскликнула, обняв его Анжелика.

Обрадованная и успокоенная новыми надеждами, она отправилась спать.

Кантор приютился в пристройке, и Анжелика слышала, как он ворочался, а иногда негромко храпел за перегородкой. Это обеспечивало ее безопасность, не говоря уже о сагаморе Пиксарете, который сидел перед домом у маленького костра, завернувшись в походное одеяло, и поддерживал огонь, бросая в него время от времени ветки.

Ночь была сырой и холодной. Казалось, соль и запах трески въелись во все, проникали всюду, даже под одежду. Густой туман опустился на поселок. Анжелика не стала разжигать огонь в очаге, а забралась сразу под одеяла, разостланные на дощатом щите, служившем постелью. Жилища, которые часть года пустуют в зависимости от скитаний и передвижений рыбаков, похожи друг на друга. Все та же грубо сколоченная мебель — кровати, столы, табуретки,

— сарай с запасом дров, иногда несколько котелков, кувшинчиков и сделанных из тыкв бутылей.

В их жилище, довольно просторном, имелись также две скамьи с подлокотниками, сделанные из ошкуренных жердей и поставленные по обе стороны очага, да трухлявый сундук в углу. На балках были развешаны початки кукурузы и шкуры каких-то мелких зверьков.

Анжелика вся дрожала от холода. Она никак не могла заснуть, а задремав, просыпалась внезапно с ощущением пережитого кошмара. Огромные ньюфаундленды Никола Пари свободно бродили по поселку. На ночь их отвязывали, и они несколько раз с ворчанием подходили к Пиксарету, вынюхивали что-то через щели в стенах хижины. Это напоминало Анжелике деревню, ее детские страхи перед волками.

Она вспомнила, что герцогиня, обвиненная ею в попытке отравить Абигель, не отрицала в общем и своего намерения убить ее котенка. Когда Анжелика думала о безобидном зверьке, попавшем в руки этой жестокой женщины, ужас, внушаемый ей Амбруазиной, перерастал в своего рода недомогание. Зло, причиняемое животным и маленьким детям, всегда вызывает особое чувство омерзения. Нападение на существа, которые не могут защитить себя, лишенные не только необходимой физической силы, но и такого средства общения, как слово, — это свидетельство крайней подлости, всегда считавшееся у людей первым признаком сатанинского начала. Люди видят в этом проявление худшей части человеческого «я», головокружительную бездонную пропасть своей порочности, своего грехопадения и безумия, печать вечного проклятия…

Проникая в сердце человека, Сатана хочет увидеть в этом отражающем образ Бога зеркале свои гримасы…

«Когда я была маленькой девочкой, — подумала Анжелика, — мне было жаль Дьявола, настолько отвратительным рисовали его в наших церквах…» На мгновение она задумалась. Вспомнились церкви Пуату, с фасадами, украшенными каменными фигурами, лепниной, изображающей гроздья винограда и сосновые шишки, темные, словно пещеры, залы.., освященные просфоры по воскресеньям, ладан.., чей запах из поколения в поколение служил для изгнания Сатаны… Там, в Старом Свете, и в добрые, и в трудные годы, век за веком Сатана был в союзе с людьми в своем привычном облике отвратительного животного.

Но здесь, в девственных лесах, оставаясь не менее опасным, он обретал свой подлинный лик, лик ангела…

«Я брежу. Но эта Амбруазина!…» — сказала себе Анжелика, возвращаясь в реальную жизнь, как возвращается к равновесию человек, оступившийся на лестнице. Она попыталась сдержать сердцебиение и закрыла глаза, стараясь заснуть, но смутные мысли продолжали будоражить ее воображение.

— Зачем она сказалась уроженкой Пуату, хотя это явно не так?.. Чтобы покорить меня, усыпить мою настороженность… Каждое ее слово преследует определенную цель, вплетается в интригу с намерением меня ослепить, сбить с толку, но так, чтобы я и не догадывалась об этом.

Она старалась не думать о Жоффрее… А просто ждать. Виль д'Авре подтвердил, что он отплыл к Ньюфаундленду. Огромный остров на востоке, где-то на краю света… Вернется ли он? Вернется ли вовремя?

Анжелике показалось, что ожидание стало ее жизнью, а все происходящее есть символ борьбы против сил отчаяния, чтобы заслужить, да заслужить, чудо воссоединения с ним на этой земле.

Разве могли они в свое время правильно оценить это беспокойное счастье?

Когда на «Голдсборо» Рескатор снял свою маску, чтобы открыть той, которая была когда-то его женой, черты графа де Пейрака, их исстрадавшиеся сердца вновь соединились, чтобы осознать неизменность их первой любви [35].

Казалось, сейчас все разыгрывается снова, но с удвоенной силой и в чистом виде. Именно в эти дни ей пришлось потерять и вновь найти его. И все страдания опять ожили, еще более жгучие. Как и все радости, какие придут, возможно, позднее.

Она проснулась более спокойная, более уверенная в себе. Сегодня она начнет действовать.

Перед тем как встать, еще в полудреме она снова обдумала каждый факт, как обдумывают каждую деталь предстоящего сражения. Мучившая ее интуиция подсказывала ей прежде всего, что существует связь между Амбруазиной де Модрибур и негодяями, которые устраивали кораблекрушения и преследовали их по пятам.

«У них есть главарь, — говорил Кловис, — которому они подчиняются и который находится на берегу. Они называют его Велиалит».

Велиалит! Это пахнет чем-то сатанинским, с явным намеком на женское начало.

Она высекла огонь, зажгла фитиль в ночнике с тюленьим жиром, поставила его на скамейку, нашла конверт, засунутый под подушку и достала записку, найденную в кармане убийцы.

Анжелика еще раз прочитала текст, поднесла бумажку к носу и попыталась, закрыв глаза, уловить исходящий от нее запах.

— Я приду вечером, если ты будешь умницей…

Амбруазина!

В ее памяти возник образ… Образ убийцы с всклокоченными волосами и окровавленной дубинкой в руке. Амбруазина… Амбруазина, укрощавшая этого грубого зверя своими порочными ласками… Она способна на все. А если это так, слова Лопеша, матроса с корабля Колена, услышанные ею на «Сердце Марии», приобретают особый смысл: «Когда ты увидишь высокого капитана с фиолетовым пятном на лице, знай, что твои враги неподалеку».