– Спроси свое сердце, прежде чем сделаешь это, Фитц, – добавил он. – Если тебе нечего предложить ей, оставь ее в покое. Калека ли ты? Только если ты сам так решишь. Но если ты убежден в том, что ты теперь инвалид, тогда, наверное, у тебя нет права искать ее. Не думаю, что тебе нужна ее жалость. Жалость – никчемная замена любви.

И потом он встал и оставил меня смотреть в огонь и размышлять.

Был ли я калекой? Потерпел ли я поражение? Тело мое дрожало, как струны плохо настроенной арфы. Это так. Но победила моя воля, а не воля Регала. Мой принц Верити все еще готов занять трон Шести Герцогств, и горная принцесса теперь стала его женой. Боюсь ли я насмешек Регала над моими дрожащими руками? Разве я не смогу смеяться в ответ? Ведь Регал никогда не станет королем. Во мне поднималось злорадное удовлетворение. Баррич был прав. Я не был побежден и мог убедиться в том, что Регал осведомлен о моей победе.

Но если я выиграл схватку с Регалом, неужели я не смогу также завоевать и Молли? Что стояло между нею и мной? Джед? Но Баррич слышал, что она покинула Баккип, а не вышла там замуж. Ушла, оставшись без копейки, чтобы жить со своими родственниками. Позор Джеду, если он позволил ей сделать это. Я стал бы ее искать, я нашел бы ее и покорил. Молли, с ее развевающимися волосами, Молли, в ярких красных юбках и плаще, смелая, как красногрудая сорока, и глаза такие же яркие. От воспоминания о ней я задрожал. Я улыбнулся про себя, а потом почувствовал, как мои губы искривились и легкая дрожь превратилась в содрогание. Мое тело выгнулось, затылок резко ударился о кровать. Я невольно вскрикнул – невразумительный булькающий звук. В мгновение ока Джонки оказалась рядом со мной и позвала Баррича, и уже они оба держали меня за руки и ноги. Баррич всем телом навалился на меня, пытаясь остановить судороги. И тут я потерял сознание.

Я выбирался из темноты на свет, словно поднимаясь после глубокого погружения в теплую воду. Глубина перьевой перины баюкала меня, одеяла были мягкими, я чувствовал себя в безопасности. Несколько мгновений все было тихо. Я лежал неподвижно, чувствуя себя почти хорошо.

– Фитц? – Баррич наклонился надо мной.

Мир вернулся. Я узнал себя – искромсанное жалкое существо, марионетку с перепутанными нитками, лошадь с разорванным сухожилием. Я никогда не стану прежним. Для меня нет места в этом мире, в котором я некогда обитал. Баррич сказал, что жалость – плохая замена любви. Я не хотел жалости ни от кого из них.

– Баррич.

Он наклонился ниже.

– Все было не так уж плохо, – солгал он. – Теперь тебе надо отдохнуть. Завтра…

– Завтра ты поедешь в Олений замок.

Он нахмурился:

– Давай не будем спешить. Дай себе несколько дней, чтобы оправиться, и тогда мы…

– Нет. – Я с трудом заставил себя сесть на постели. – Я принял решение. Завтра ты поедешь назад в замок. Тебя там ждут. Люди, животные. Ты нужен. Это твой дом и твой мир. Но не мой. Уже нет.

Он долго молчал.

– И что ты будешь делать?

Я покачал головой:

– Это уже не твоя забота. И ничья. Только моя.

– А как же девушка?

Я еще сильнее потряс головой:

– Она уже ухаживала за одним инвалидом и провела всю свою юность за этим занятием только для того, чтобы обнаружить, что он оставил ее в долгах. Могу ли я вернуться таким и искать ее? Могу ли я просить ее любви, чтобы стать ей такой же обузой, какой был ее отец? Нет. Одной или замужем за другим, ей будет лучше без меня.

Мы оба долго молчали. В углу комнаты Джонки деловито готовила очередной травяной настой, который ничем не сможет помочь мне. Баррич нависал надо мной темной грозовой тучей. Я знал, как сильно ему хочется тряхнуть меня за плечи и выбить из меня это упрямство. Но он сдержался. Баррич не бил калек.

– Так, – сказал он наконец. – Значит, остается только твой король. Или ты забыл, что поклялся быть слугой короля?

– Нет, не забыл, – ответил я тихо. – И если бы верил, что я все еще слуга, то вернулся бы. Но я не слуга, Баррич. Я обуза. Я стал бесполезной пешкой, которую к тому же надо защищать. Заложник для захвата, бессильный защититься самостоятельно от кого бы то ни было. Нет. Единственное, что я еще могу сделать для короля, – это выйти из игры, прежде чем кто-нибудь другой воспользуется моей немощью, чтобы причинить вред моему государю.

Баррич отвернулся. Его силуэт едва различался в сумерках комнаты, лица его нельзя было разглядеть в слабом свете огня.

– Завтра мы поговорим… – начал он.

– Только чтобы попрощаться. Я это твердо решил, Баррич. – Я коснулся рукой серьги в моем ухе.

– Если ты остаешься, значит и я не могу уехать. – В его низком голосе была ярость.

– Нет, не так. Когда-то мой отец захотел, чтобы ты остался и вырастил для него бастарда. Теперь я говорю тебе, чтобы ты уходил и служил королю, который все еще нуждается в тебе.

– Фитц Чивэл, я не…

– Пожалуйста. – Я не знаю, что Баррич услышал в моем голосе, только он внезапно замер. – Я так устал. Так ужасно устал. Я уверен, что не смогу дожить до того, что, как все считают, я должен сделать. Я просто не доживу. – Мой голос дрожал, как у старика. – Не имеет значения, что мне следовало бы сделать. Не имеют значения мои клятвы. Во мне не осталось сил, чтобы сдержать слово. Может быть, это неправильно, но так уж оно есть. Чужие планы. Чужие цели. Никогда они не были моими. Я пытался, но… – Комната закачалась вокруг меня, как будто говорил кто-то другой и я был потрясен его словами. Но я не мог отрицать их правдивость. – Теперь мне нужно остаться одному. Чтобы отдохнуть, – просто сказал я.

Они оба только смотрели на меня. Ни один из них не заговорил. Они вышли из комнаты медленно, словно надеясь, что я передумаю и позову их назад. Я этого не сделал.

Но, оставшись один, я позволил себе перевести дыхание. От тяжести принятого решения у меня кружилась голова. Я не вернусь в Олений замок. Но что мне делать, я не знал. Я смахнул кусочки моей разбитой жизни с игрового стола. Теперь нужно попытаться их как-то склеить, чтобы начать новую жизнь. Я начал осознавать, что у меня не осталось сомнений. Сожаление смешивалось с облегчением, но сомнений не было. Каким-то образом я понял, что должен начать новую жизнь, в которой никто не вспомнит, кем я был когда-то. Жизнь, не подчиненную ничьей воле, даже воле моего короля. Это было решено.

Я снова лег в постель и в первый раз за многие недели полностью расслабился. Прощайте, подумал я устало. Я хотел бы пожелать им всем счастливого пути, в последний раз предстать перед своим королем и увидеть его короткий одобрительный кивок, подтверждающий, что я поступил правильно. Может быть, я смог бы объяснить ему, почему не захотел вернуться. Этого не будет. Теперь все кончено.

– Простите меня, мой король, – пробормотал я.

Я смотрел в танцующее пламя, пока его вид не успокоил меня.