хрупкое белокурое создание, сидя у окна, глядела барону вслед. И всякий раз, когда мужчины с затаенной злобой говорили о судьбе черного рыцаря, на её серо-голубые глаза наворачивались слезы. У себя в комнате она часто плакала над его горькой участью. А однажды она появилась у него в замке и стала его женой. Не помогли ни просьбы, ни уговоры её родных. Толпы людей, неистово крича, устремились по темной аллее к замку, когда спустя месяц под вечер у пролома в городской стене был найден труп прелестной девушки. Чтобы защитить барона от разъяренной толпы, полиция оцепила замок, самого барона арестовали. Суд постановил произвести эксгумацию трупов двух первых жен и химический анализ на содержание яда во всех трех трупах, Но следствие не дало никаких результатов. Барона освободили. И когда он, с презрительной усмешкой, держа в руке револьвер, медленно выезжал из города, толпа в бессильной злобе тянула к нему свои руки, чтобы разорвать его на куски.

С этого дня барон старался не появляться в городе; он жил один на пустоши, и только его богатство удерживало в замке прислугу.

Но вот однажды к берегу причалила небольшая яхта. Над пустошью разнеслись звуки серебряного рога; это в город по ровному шоссе, управляя парой белых лошадей, ехала в коляске мисс Ильзебилль. Она поселилась в гостинице на рыночной площади, расспросила хозяина сперва о бароне Паоло и его замке, пользующемся недоброй славой, затем о том, женат ли теперь барон, и наконец — где его можно увидеть. Оказалось, на скачках, они состоятся завтра в Штирминге, за городом.

Едва рассвело, запрягли лошадей; грум взобрался на козлы; на мягком сиденье покачивалась мисс Ильзебилль.

По прямым как стрелы аллеям со свистом неслись экипажи, автомобили; сделав широкий разворот, они останавливались перед входом на ипподром. Небо было стального цвета, дул летний ветерок. Люди теснились у входа, заполняли трибуны перед широким зеленым полем. От голосов и шума экипажей в воздухе стоял гвалт, будто над пустым полем кружила огромная стая птиц.

Она приехала последней, перед самым началом забега. Две белые смирные лошади катили по шуршащему песку открытую коляску, обитую синим шелком. Мисс Ильзебилль подъехала к месту стоянки лошадей и вышла из коляски — в синем бархатном платье, с высоко забранными волосами, открывающими белую шею, в шляпке с длинным страусовым пером, гордо покачивающимся на ветру. Легкой походкой она прошла через деревянную калитку на свое место; кожа у неё была золотистого цвета, черты лица правильные. Скользнув задумчивым взглядом своих черных бархатных глаз по лицам и предметам и оставив на них, словно осклизлая улитка, липкий след, она села и с улыбкой принялась откусывать шоколад.

Барон Паоло стоял, облокотившись на барьер. Он заслонился от солнца фетровой шляпой и с интересом наблюдал за подъезжавшими рысью белыми лошадьми. А когда страусово перо поднялось на ветру, он спустился по лестнице на четыре ступеньки и, протиснувшись сквозь толпу, предстал перед мисс Ильзебилль. Подняв руки ладонями вверх, как это делают арабы, он низко поклонился. Она от испуга вздрогнула, затем рассмеялась. Фаворит забега Кальвелло, гнедой конь с точеными ногами, лениво плелся в хвосте основной группы; позади было два круга, пошел третий, решающий… Мисс Ильзебилль обронила шоколадную обертку и, подперев рукой твердый подбородок, принялась криками подбадривать ленивца. Лошади были у финиша, и тут жокей в бело-голубом свитере, прижавшись к самому уху лошади, прошептал: «Гей, Кальвелло, гей!» Конь, опустив морду, рванулся и в четыре прыжка обошел всех. Она сияла. Над ней проносился рев толпы. Как только закончились скачки с препятствиями, она встала и пригласила молчаливого мужчину прокатиться с ней в коляске. Они направились к югу от города, и, пока ехали лесом, он рассказал ей о себе: о том, что зовут его барон Паоло ди Сельви, что оказался он здесь по воле судьбы и что живет он с той стороны на пустоши.

А она сказала, что её зовут мисс Ильзебилль, и ей известно, что в замке на равнине у него умерли три жены, и она глубоко опечалена его участью. В ответ он только мрачно взглянул на неё и понурил седую голову. А грум резко развернул лошадей, и они покатили назад по шоссе, к дороге, ведущей на пустошь. При въезде на замковую аллею дорога сужалась. Паоло забрал у кучера поводья. Лошади заупрямились. Он вышел, взял их под уздцы. Под ударами кнута лошади захрапели, рванули с места и чуть было не понесли, но он крепко держал поводья.

Возникший перед ними замок казался роскошным посреди пустыни. Над крышей женской половины торчала остроконечная вершина белой скалы. Паоло сидел выпрямившись, на голове мягкая шляпа, седые виски и загорелые щеки впали, взгляд светло-серых раскосых глаз был пуст, и только губы по-прежнему оставались пухлыми, мягкими и нетерпеливыми. В сумерках они подъехали к дому. У главного входа, прощаясь, он подал ей руку, но она вышла из коляски и попросилась остаться у него на несколько дней: она будет за ним ухаживать, развлекать его музыкой. Мисс Ильзебилль расположилась на женской половине.

По утрам и после обеда они катались на лошадях. У себя в покоях Ильзебилль играла и пела для Паоло; она одевалась в пестрые и бледно-зеленые русалочьи наряды, черные волосы заплетала в косы, а когда танцевала перед ним на коврах, зажимала кончики кос ослепительно белыми зубами, и тогда в её глазах вспыхивали белые огоньки. Паоло хмуро возлежал на подушках, курил кальян, обволакивая себя дымом, а потом бросался на пол и, лежа на ковре, с любопытством разглядывал её своими светлыми глазами, слушая, как она что-то напевает вполголоса под аккомпанемент гитары, на которой играла служанка. Голос её становился звонче, движения — стремительней. И когда однажды они стояли на балконе, она вдруг разрыдалась: ей надо знать, что с ним, она хочет ему помочь. Но он только взял её за руки, и прижал горячие золотистого цвета ладони ко лбу, и зашептал какую-то молитву. Она обняла его крепко, а он, дрожа всем телом, молился всё громче и громче, выкрикивая непонятные ей слова. Но вот он уже успокоился и мягко и нежно проводил мисс Ильзебилль в её покои.

А вечером, когда барон уснул на своей половине, дерзкая и угрюмая, мисс Ильзебилль одна прокралась к комнате, в которую выходила скала.

Подергала запертую дверь, дернула раз, другой, с выдохом толкнула дверь плечом: не поддается. Тогда, сняв с шеи золотой крестик, он помолилась Деве Марии, прося у неё помощи, отыскала внизу на