Один из наиболее сложных вопросов — это потери РККА в Уманском котле. Цифра 103 тыс. пленных была заявлена немцами уже в первые дни после окончания операции. 9 августа фон Штюльпнагель в официальном приказе говорит о «более чем 100 тысячах пленных»[496]. Названная по горячим следам цифра была явно завышена, поскольку определялась до точных подсчетов.

Несколько проще обстоит дело с танками. Е. А. Долматовский в повести «Зеленая Брама» пишет:

«А теперь о танках. Типпельскирх утверждает, что под Уманью захвачено 317 советских танков. Эх, будь у нас там 317 танков, неизвестно, как бы повернулось дело!»[497]

Однако, согласно докладу помощника командующего войсками Южного фронта по автобронетанковым войскам генерал-майора Штевнева, состояние танкового парка 2, 16, 24–го мехкорпусов характеризовалось следующими цифрами. В 16–м механизированном корпусе насчитывалось 5 Т–28, 11 БА–10, 1 БА–20. В некоторых донесениях упоминаются и легкие танки, находившиеся на конец июля в составе корпуса. В 24–м механизированном корпусе насчитывалось 10 БТ, 64 танка Т–26, 2 огнеметных танка, 10 БА–10, 5 БА–20. Еще 14 танков было в составе 39–й танковой дивизии 18–го механизированного корпуса. Наибольшее количество танков имелось в составе 2–го механизированного корпуса. Дивизии корпуса имели 1 КВ, 18 Т–34, 68 БТ, 26 Т–26, 7 огнеметных танков, 90 БА–10, 64 БА–20 и 27 Т–37. При этом подсчитаны были только боеспособные танки. Всего получается 242 танка. Если немцы проявили некоторое занудство и подсчитали все находившиеся в районе Умани советские танки, включая подбитые в районе Умани 22–30 июля и числившиеся на 30 июля неисправными, то они теоретически могли получить цифру больше 300 единиц.

Незавершенный контрудар 26–й армии. Давая «добро» на передачу 6–й и 12–й армий в состав Южного фронта, Г. К. Жуков потребовал от М. П. Кирпоноса решительных действий 26–й армии с целью оказания помощи полуокруженным армиям И. Н. Музыченко и П. Г. Понеделина. Однако армия Ф. Я. Костенко сама находилась на тот момент в незавидном положении. Полностью переместившийся в ее полосу III моторизованный корпус Э. фон Маккензена продолжал теснить войска армии к Днепру. С 26 июля в полосе 26–й армии обстановка стала ухудшаться. Под ударом оказались соединения левого крыла армии:

«После проверки лесов на наличие противника на юго-востоке от Ольшаницы, 26 июля дивизия атаковала Богуслав, который 27 июля был взят»[498].

Растянутые на широком фронте, дивизии 6–го стрелкового корпуса и 196–я стрелковая дивизия не выдержали удара двух танковых дивизий немцев и начали отходить к Днепру. Ни о каком контрударе для содействия 6–й и 12–й армиям в этот период не могло быть и речи. Однако ось движения III моторизованного корпуса была ориентирована на юг:

«…дивизия получила новый приказ 1 танковой группы: „Свернуть на юг через Первомайск для окружения врага в районе Умань“. При слабом сопротивлении врага дивизия с успехом прошла через Звенигородку, Шполу (31 июля), Ново-Миргород (1 августа), а 4 августа шел бой за Кировоград, который также был взят 5 августа»[499].

13 танковая дивизия, захватив 27 июля Мироновку, развернулась на юг и через Корсунь направилась к Кировограду. Таким образом, нанеся несколько сильных ударов по 26–й армии, корпус фон Маккензена проскочил перед фронтом армии Ф. Я. Костенко и ушел на юг.

Уже 28 июля ураган, обрушившийся на 26–ю армию, утих. В оперативной сводке фронта на 20.00 28 июля при описании положения дивизий 6–го стрелкового, 5–го кавалерийского корпусов рефреном звучит:

«Противник активности не проявлял»[500].

В течение 29–31 июля на фронте 26–й армии шли вялые бои, на фронте большинства соединений противник активности не проявлял. Однако после ударов действительно 26–27–го числа командование Юго-Западного фронта не могло поверить, что эти наступательные действия были предприняты походя, без перспективы дальнейшего развития наступления к Днепру. Поэтому в разведсводке № 37 от 31 июля мы находим предположение о дальнейших действиях немецких войск на фронте 26–й армии:

«1.8 нужно ожидать дальнейшего развития наступления с рубежа Корсунь, Яновка в северо-восточном направлении и попыток прорыва из района Ставы, Винцетовка к Ржищев»[501].

Нетрудно догадаться, что решительного наступления танковыми дивизиями к Ржищеву 1 августа предпринято не было. Перед фронтом 97–й стрелковой дивизии и 5–го кавалерийского корпуса противник вообще активности не проявлял. На северном фланге 6–го стрелкового корпуса действовала только пехотная дивизия. В дальнейшем эта тенденция сохранилась. Танковые части с фронта 26–й армии ушли на юг к Черкассам, где создавалась 38–я армия. Подчиненные Ф. Я. Костенко соединения отбивали атаки пехотных частей, двигавшихся по стопам танковых дивизий фон Маккензена.

Еще одним фактором, вызвавшим оперативную паузу в наступательных действиях 26–й армии, было ожидание завершения формирования и переброски на фронт новых соединений. Первоначально (доклад С. М. Буденного Ставке ВГК 2 августа)[502]в планах командования направления фигурировали две ударные группировки. Первая должна была наносить удар из Киевского УР в направлении Фастова и Белой Церкви. Она должна была состоять из 284, 295 и 300–й стрелковых дивизий. Вторую ударную группировку первоначально предполагалось собрать в районе Черкасс с задачей наступления на соединение с 6–й и 12–й армиями в направлении Звенигородки. Ее должны были составлять 264, 289, 301, 297–я стрелковые и 34–я, 37–я кавалерийские дивизии. 3 августа, возможно после обсуждения обстановки в Ставке, было принято решение назначить исходным районом для наступающей в направлении Звенигородки группы каневский плацдарм. В соответствии с этими планами в состав 26–й армии из резерва Ставки ВГК и главного командования Юго-Западного направления прибывали: свежесформированная 264–я стрелковая дивизия, которая была введена в бой на каневском плацдарме, и 146–я стрелковая дивизия, направленная на ржищевский плацдарм. К исходу 3 августа в состав 26–й армии прибыла переформированная 12–я танковая дивизия (этот номер знаком читателям по дубненским боям, тогда 12–я танковая дивизия входила в состав 8–го механизированного корпуса Д. И. Рябышева). Фигурировавшие в планах командования 301–я и 289–я стрелковые дивизии предполагалось передать Ф. Я. Костенко 5–6 августа. 34–я кавалерийская дивизия прибывала уже 4 августа. На усиление стрелковых дивизий также должны были быть направлены находившиеся в распоряжении С. М. Буденного 22 танка Т–34. Плановым сроком перехода в наступление было 10–12 августа.