корпуса, хотя он знал, что как еврей он никогда не сможет получить комиссию. Тем не менее, в возрасте двадцати лет он написал Гроссватеру Варбургу письмо, в котором сообщил, что хочет сделать карьеру в немецкой армии. Гроссватер был потрясен и написал в ответ, что не знает, что хуже — иметь сына, который отвернется от семейного банка в пользу армии, или терпеть унижения сына, который никогда не станет больше чем унтер-офицером. В конце концов Макс сдался и вернулся в Гамбург, чтобы учиться банковскому делу.

Макс был в некотором роде туфтоискателем. В рамках обучения его отправили на год в Англию, где он работал на дом Ротшильдов. Он был привычной фигурой на вечеринках в Вест-Энде и, чтобы не запутаться в различных представителях английской аристократии, ночами напролет заучивал «Пираты» Берка и Дебретта. Он был удивительно адаптивен, и, по словам членов семьи, к концу года пребывания в Лондоне Макс был «более британцем, чем англичане», с безупречным итонским акцентом. Вернувшись в Германию, он стал близким другом Альберта Баллина, знаменитого придворного еврея, друга кайзера, возглавлявшего чрезвычайно процветающую компанию Hamburg-America Line, которая была одним из самых значительных факторов в жизни Германии не только как бизнес, но и как самая мощная реклама Германии всему миру.

Несмотря на то, что придворная жизнь в Германии отличалась строгостью и незыблемостью правил — одним из самых незыблемых было правило о недопустимости приема евреев, — неожиданно Макс Варбург, наряду с Баллином, оказался знакомой фигурой на яхте кайзера. По мере того как век переходил в третье десятилетие, линия «Гамбург-Америка» становилась все более гитлеровской, а Макс Варбург стал членом исполнительного комитета «Гамбург-Америка».

Оглядываясь назад, можно сказать, что в жизни Макса Варбурга было много иронии. Конечно, особое отношение к нему стало убеждать его в том, что он каким-то особым образом приспособлен для решения «еврейского вопроса», как его называли в Германии. Во время Первой мировой войны Макс был финансовым советником Имперского правительства Германии, а по окончании войны был назначен в специальный комитет по оказанию помощи немецкой мирной делегации в Версале. Он был настолько предан Германии, что, увидев «унизительные» условия договора, представленные союзными державами, немедленно подал в отставку и потребовал, чтобы все остальные члены комитета также ушли в отставку. Но создавались ядовитые мифы о том, что немецкая армия не потерпела поражения, а получила удар в спину от «ноябрьских преступников» — республиканцев, социалистов и евреев. Вскоре «еврей Макс Варбург» был назван в числе ответственных за Версальский договор, а по мере распространения ложных слухов его стали называть архитектором этого печально известного договора. На него было спланировано покушение, и в течение нескольких месяцев после Версальского договора Макс был вынужден скрываться в деревне под Гамбургом. Именно в этот период его братья в Америке, учитывая перспективу, которую дает расстояние, стали уговаривать Макса покинуть Германию.

Но Макс был слишком большим немцем. В период становления Германской республики Максу предложили на выбор два поста: министра финансов или посла в США. К всеобщему удивлению, он отказался от обеих должностей — по причинам, свидетельствующим о некоторой двойственности его натуры. По его словам, он предпочел бы не соглашаться на пост министра финансов, поскольку считал эту работу «слишком большой и важной», поскольку проблемы, стоявшие перед молодой республикой, были «очень серьезными» и поскольку «любая ошибка, которую я мог бы совершить, отразилась бы на всем немецком еврействе». Он отказался от должности посла, заявив, что, будучи в течение многих лет главой М.М. Варбурга, он «больше привык командовать, чем подчиняться». Он добавил, что «посол — это не более чем прославленный мальчик-посыльный».

При всей возвышенности, даже надменности тона совершенно очевидно, что к 1930 году Макс Варбург был серьезно напуганным человеком. Его главной заботой стало спасение, если это было возможно, банка и собственности Варбурга в Германии. Для этого он использовал свои старые связи с кайзером и императорским двором, чтобы стать близким другом видного нациста Хьялмара Шахта, президента Рейхсбанка (Федерального банка Германии)[63]. Шахт часто обращался к Максу за советом по финансовым вопросам и продолжал это делать в течение нескольких лет после прихода Гитлера к власти. Благодаря Шахту Макс убедился, что банк Варбурга никогда не будет захвачен и что он сам может стать для Гитлера тем же, кем был Альберт Баллин для кайзера, — придворным евреем. Увы, по мере того как шли месяцы, эта возможность казалась все менее отдаленной, особенно братьям Макса в Нью-Йорке, которые были в отчаянии. Закон от апреля 1933 г. предписывал увольнение всех евреев с государственной службы и из университетов, а также запрещал им заниматься профессиональной деятельностью. Однако уже через неделю Макс Варбург обедал со своим другом, нацистом Шахтом. В сентябре 1935 года были запрещены браки между евреями и лицами «немецкой крови», а евреи были лишены практически всех оставшихся прав.

Однако Макс Варбург все еще держался за семейный банк и зимой того же года представил Шахту «план Варбурга» — систему, призванную облегчить эмиграцию евреев из Германии. План Варбурга должен был помочь другим немецким евреям спастись; сам Макс, похоже, все еще верил, что его пощадят. Шахт потратил несколько месяцев на проработку «плана Варбурга», представил его ряду комитетов и «экспертов» по «еврейскому вопросу», и, как говорят, план несколько дней пролежал на столе самого фюрера. Однако, несмотря на то, что Макс неоднократно наводил справки о состоянии своего плана, по всей видимости, мало что было сделано. План Варбурга все еще переходил из рук в руки нацистского режима осенью 1937 г., когда Макс Варбург, все еще питая безнадежную надежду на то, что его план спасет евреев Германии, отплыл из Гамбурга в Нью-Йорк, чтобы найти сторонников в Америке. В 1938 г. он еще находился в Нью-Йорке, когда до него дошла весть о сожжении магазинов и синагог, и только тогда он убедился в бесполезности возвращения в Германию. Вскоре после этого у Варбургов насильно отобрали 140-летний банк. Макс, старый и сломленный человек, попросил своего сына Эрика, уже гражданина США, помочь ему получить американское гражданство.

В США Макс начал писать мемуары, в которых откровенно рассказал о том, каково это — быть важным евреем, выжившим при Гитлере вплоть до 1937-1938 гг. В начале 1940-х годов рукопись была принята к публикации компанией «Макмиллан», и ей был выплачен аванс. Но семья Варбургов, поскольку США находились в состоянии войны, опасалась, что «момент не подходящий» для такого документа. Возможно, так оно и было. Слишком много страшных пожаров уже полыхало.