В рецензии на мою книгу «Воспоминания торговца картинами» («Меркюр де Франс» от 1 декабря 1937 года) господин Габриэль Брюне упрекает меня в том, что я «оставил в тени» «капитальный вопрос» истории современной живописи, который, «будто нарочно, имеет далеко не последнее значение».

Сей капитальный вопрос попросту можно сформулировать так: почему возросла стоимость картин? Господин Габриэль Брюне утверждает, что торговец картинами является «своего рода правителем живописи, что его королевская фантазия и коммерческие уловки способствовали созданию репутации художника и преобладанию в искусстве той или иной тенденции…». И он принимается разоблачать «оккультную власть торговца картинами, который часто извлекал на божий свет того или иного художника по причинам, остающимся загадочными для непосвященного».

Раз уж на то пошло, почему бы господину Брюне не обвинить заодно и государство, которое, готовя зарубежные выставки, обращается к тем же художникам, коих торговцы, путем интриг, «извлекли на свет божий»? Более того, именно государство на публичных распродажах взвинчивает цены на те же картины, к которым привлекли внимание публики «королевская фантазия» и «коммерческие уловки» торговца!

«Королевская фантазия», «коммерческие уловки»!.. Что там говорить, если на первой выставке Анри де Гру критика раструбила о появлении духовного сына Делакруа, а спустя более полувека произведения Анри де Гру не продвинулись на рынке живописи ни на йоту!

Но, непременно возразят господин Брюне и ему подобные, ведь некоторые картины торговцы передают на аукцион и выкупают через подставное лицо – как в случае с картиной Дега, цена на которую была поднята до войны до четырехсот тысяч золотых франков (четыре миллиона в современных деньгах), – не для того ли, чтобы облапошить любителя?

К несчастью, в случае с тем «дега» подставным лицом был не кто иной, как господин Хэвемайер, король сахара, к тому же оспаривавший права на картину у одного музея. И к несчастью, опять же для торговцев, когда на аукционе подскакивает цена на картины, любитель готов пойти на попятную. В частности, если говорить о полотнах Дега, то после того, как их стоимость достигла однажды четырехсот тысяч франков, произведение этого художника предложили любителю, и тот воскликнул: «Не потому ли вы назначаете мне столь высокую цену, что на аукционе Руара одна из картин Дега была продана за четыреста тысяч франков?» А когда возле полотна Дега клиенту говорили: «Назначьте цену сами, а мы с вами договоримся», последний возражал: «Должно быть, эта картина так себе, коли вы проявляете такую уступчивость, ведь „дега“ продали за четыреста тысяч франков!»

Господин Брюне, возможно, потребует объяснить ему: как торговцы ухитрились продать картины, приобретенные ими в свое время за сто франков, по цене в двести тысяч франков? Ответ прост: торговец вытянул счастливый билет.

Когда у Одилона Редона спросили: «Вы осознаете, что полотно Делакруа продается по более низкой цене, чем полотно Мункачи?», он ответил: «Дело в том, что никто не в состоянии взвинтить цены на картину; есть какая-то подспудная сила, против которой нельзя ничего поделать».

Прочитав в прессе, что мои «Воспоминания торговца картинами» «увлекательны», что они «представляют собой изумительнейшую из книжек, одну из тех, что обладают особым, никогда не стареющим очарованием», и т. д. и т. п., я в конце концов поверил в свою удачу. Так что, услышав на одной вечеринке, как в группе людей произнесли мое имя, я подошел поближе.

– Мы говорили, – сказал, повернувшись ко мне, какой-то человек, – о «Воспоминаниях торговца картинами» Амбруаза Воллара. Вы знакомы с этой книгой, мсье?

Я замялся, не зная, что ответить. И мой собеседник продолжал:

– Я купил эту книгу, поскольку слышал о ней много хвалебных отзывов. Но как я жалею о потраченных тридцати пяти франках! Во-первых, этот господин Воллар не знает, что такое писательский дар. Он пишет так же, как говорит… Кроме того, в книге, насчитывающей около четырехсот пятидесяти страниц крупного формата с убористым шрифтом, он только и делает, что рассказывает истории. Взять, к примеру, историю папаши Юбю, субъекта, которому, похоже, в высшей степени наплевать на весь свет; а эти байки о неграх и попугаях! Разумеется, основу воспоминаний составляют рассказы о встречах с художниками. Но вы не найдете в них ни слова, написанного с точки зрения художественного критика…

– Я вижу, вы глубоко проанализировали книгу, – произнес другой.

– Да, я усвоил привычку дотошно разбираться во всем, что попадет мне в руки, особенно когда имеешь дело с этими жуликами…

– Какими жуликами, господин полковник? – поинтересовался кто-то.

– Ну государственными поставщиками.

Из последних слов я заключил, что полковник был офицером интендантской службы с пятью нашивками; и какая же незадача – иметь в числе недоброжелателей человека с пятью нашивками, особенно если полагаешь, что твоя персона что-то значит! Однако я надеялся взять реванш чуть позднее. Хозяйка дома представила меня одной из своих подруг:

– Познакомьтесь: мсье Воллар, автор «Воспоминаний торговца картинами», о котором все говорят и который в ближайшее время порадует нас новой книгой – «Слушая Сезанна, Дега, Ренуара»…

Затем хозяйка сообщила мне, какое удовольствие доставило ей чтение моих воспоминаний.

– И поскольку вы близко знаете Сезанна, Ренуара, Дега, – добавила она, – этих мэтров, о которых я столько слышала, я буду очень рада, если вы однажды пригласите их ко мне. Я принимаю по средам.

Я собирался сказать ей, что эти мэтры уже переселились в царство теней, как доложили о прибытии его королевского высочества. Моя собеседница, которая была лишь виконтессой, тотчас же оставив меня, устремилась навстречу гостям, и, пока она делала книксены, я удалился.

Если однажды я снова услышу слова: «Мсье Воллар, ваши „Воспоминания…“ потрясающи», я все равно весь съежусь и втяну голову в плечи…

В настоящей книге я привел высказывание, приписываемое Майолю, из которого можно заключить, что великий скульптор не знал, кто такой Дюамель. Как же мог я запамятовать, что именно в мастерской Майоля увидел произведения знаменитого писателя, и в частности его блестящую книгу «Принц Джафар»?