— Санья, — с выражением детской обиды на лице произнесла она, — значит, мы с тобой кружились?!

— Значит, значит, — уныло отозвался я, опускаясь на траву. — Ты вот что, — добавил я, — если у тебя осталось немного сил, сходи к этому вертолету. Посмотри вокруг. Вдруг что-то найдешь из еды. А?

— Да, да, — устало качнула она рассыпавшимися по плечам волосами. — Вот посижу немного и пойду.

Когда Лау Линь ушла, я так и не заметил, поскольку то ли задремал, то ли просто отключился, но четко помню, как она вернулась.

— Санья, Санья, — прошелестели ее губы мне в самое ухо.

— А? — открыл я глаза.

— Тс-с, — закрыла мне рот ее распаренная ладошка, — не шуми.

— Что случилось? — прошептал я, силясь встать на колени.

— Мне кажется, что здесь точно кто-то есть, — еле слышно прошелестела она, — но это не Тольик. На вот, поешь.

Я скорее ощутил, чем увидел, что мне в рот проталкивают нечто мягкое и явно съедобное. Судорожно зачавкав, я в мгновение ока смолотил кусочек чего-то орехово-шоколадного, и глаза мои тут же открылись. (Теперь-то я понимаю, что ел тогда самый обыкновенный «Сникерс», но в тот момент мне казалось, что я проглотил не меньше чем «Пищу Богов».) Жадно съев остаток живительного кушанья, я вдруг ощутил запоздалый укол совести.

— А ты сама-то ела? — спросил я, когда последний орешек уже упал в мой почти умерший желудок.

— Да, да, — непринужденно соврала она, — съела целиком.

— А откуда же ты их взяла? — живо поинтересовался я.

— Вот тут, — с готовностью вытащила Лау Линь из-за спины полуобгоревшую сумку.

Я перевернул ее и вытряс все содержимое. Обколотое зеркальце, вздувшийся от жары тюбик зубной пасты, почти не пострадавший игрушечный утенок в капиталистическом «котелке», ком спекшихся батончиков пополам с какими-то бумажками и содранными фантиками. Еще в сумке лежали две пустые обоймы от М-16 и красиво отделанная губная гармошка, мало пострадавшая от жара.

— Открой рот, — не поднимая головы, попросил я.

Не ожидающая никакого подвоха девушка приоткрыла ротик, показав ряд сверкающих зубов.

— Вот и не ела ты ничего, — укорил я ее. — Зубы чистые, а любой шоколад, он ведь зубы надолго пачкает.

Поняв, что ее хитрость не удалась, Лау Линь смущенно отвела глаза.

— Ну, ты не отворачивайся, не отворачивайся, — погладил я ее заалевшую щеку. — Съешь хотя бы немного. Это ничего, что еда малость обгорела, зато как здорово она силы прибавляет.

— Нам говорили на политзанятиях, — отрицательно замотала она головой, — что пища американских империалистов неприемлема для вьетнамцев. Эта еда пригодна только для свиней…

— Ну вот, говоришь для свиней, — отломил я кусочек шоколадного лакомства, — а мне дала.

— Но я… — дернулась она.

— Если не считаешь меня свиньей, — протянул я ей обуглившийся обломок, — то скушай.

Лау Линь сверкнула гордыми азиатскими глазами, но проглотила еду, почти не жуя.

— Вот и молодец, — поцеловал я ее в щеку, — ну и милочка. Съешь еще кусочек.

— А кто такая милочка? — поинтересовалась она, быстро проглотив и вторую порцию.

— Это та девушка, с которой приятно быть вместе, — как смог объяснил я русское слово.

— А-а-а, — счастливо улыбнулась она, пристально заглядывая мне в глаза, — значит, я для тебя ми-лочь-ка?

Только я собрался посвятить ее в прочие тонкости советской лирики, как совсем не далеко от нас что-то громко щелкнуло. Но звук этот был вовсе не от обломанной обезьяной ветки и не от падения на землю созревшего плода, это был явно металлический щелчок взводимого курка. Оттолкнув Лау Линь в сторону, я перевернулся через голову и, в свою очередь, выхватил пистолет. Бах, бах! — сухо треснули два выстрела. Я тоже выстрелил, продолжая катиться, пока не свалился в вырытую кем-то из лесных обитателей нору. Бах! Бах! — продолжал стрелять невидимый противник. Проверив готовность своего оружия, я (как учили в школе) выставил наружу трофейное зеркальце. Повел им из стороны в сторону, изучая обстановку. Не было видно никого, ни моей спутницы, ни стрелка. Поняв, что непосредственная опасность мне не грозит, я потихоньку выполз на поверхность и, стараясь не сильно шуметь, пополз обратно к спутнице. Этому крайне способствовал тот жуткий гвалт, который немедленно подняли собравшиеся вокруг макаки, ибо он заглушал все вокруг.

Вдруг слева от меня что-то мелькнуло. Высунув голову из-за дерева, я сквозь листву увидел в десяти метрах от себя бледную Лау Линь, держащуюся за бок. А прямо за ней стоял рослый небритый мужик в серой летной форме. Он довольно грубо придерживая ее одной рукой за талию, нервно озираясь по сторонам.

«Ну, я и дурак, — пронеслось в моей голове. — Говорила же она, что здесь кто-то есть, а я как маленький за шоколадку поскорее схватился».

Однако самобичеванием положение было не исправить, и я поднял «ТТ». Поднял… и тут же опустил. Рука моя так тряслась, что я запросто промахнулся бы и в слона, будь он на таком же расстоянии. Летчик тем временем осторожно пятился назад, держа задетую пулей девушку перед собой, словно щит. Он явно надеялся забраться поглубже в заросли и уже оттуда контролировать всю ситуацию. Наверное, перед нападением он некоторое время наблюдал за нами и понял, что нас всего двое. Опасаясь потерять их из вида, я тоже сместился чуть вперед. И в этот момент мой противник заметил брошенную мной винтовку.

Винтовка, знамо дело, не пистолет — оружие куда более полезное. Летчик помедлил несколько мгновений и, слегка отстранив мешающую ему девушку в сторону, быстро наклонился вперед.

— Лау, — завопил я что было мочи, — беги прочь!

Приказ был выполнен буквально и мгновенно. С болезненным выкриком девушка вырвалась и, ловко прыгая из стороны в сторону, метнулась к ближайшим деревьям. Грохнул еще один выстрел. Напрочь забыв про намерение взять американца в плен, я тут же открыл по нему беглый огонь. Но и тот тоже был не лыком шит. Два или три раза выпалив в мою сторону, он все же схватил винтовку и попытался выстрелить из нее. Он же не знал, что давеча она два часа отмокала в болоте и к стрельбе была абсолютно непригодна! Но, к моему ужасу, та внезапно сработала! Слава Богу, что она выстрелила лишь один раз и звонко цокнувшая пуля, прошла где-то рядом с моим левым ухом. Летчик, видимо не часто попадавший в подобные переделки, заметно растерялся и принялся бестолково дергать рукоять затвора, рассчитывая перезарядить оружие, но, поняв, что реанимировать его не удастся, тоже бросился наутек. Хотя его поврежденная при падении с кресла нога немного поджила, но бежать в полную силу он все же не мог.

Да я и не дал ему такую возможность. Прижав руку к дереву, я прицелился, насколько мог точно, и плавно спустил курок. Пилота словно подрубили косой. Он рухнул на землю и, завывая в полный голос, принялся ловить рукой простреленную лодыжку. И хотя я целился ему в спину, промах меня ничуть не смутил. «Самое главное, что попал хоть куда-то», — решил я и, вскочив с земли, бросился в ту сторону, в какую несколько секунд назад убежала Лау Линь.