до того, что и те дешевые печи, в которых они ныне обжигают посуду, принадлежат иногда 3–4 гончарам»[1067].

Итогом наших этнографических экскурсов является следующий вывод: деревенская керамика XIX–XX вв. сохранила почти в полной неприкосновенности характерные черты деревенской керамики XI–XII вв. Керамика XIV–XV вв., известная нам по немногим образцам, не нарушает этой картины неподвижности гончарной техники в русской феодальной деревне.

В писцовых книгах XV в. слово «гончар» сохраняет еще смысловую связь со словом «горн», но под «горном», очевидно, приходится понимать просто печь[1068].

Техника деревенского ювелирного дела может быть сравнительно хорошо прослежена по новгородским и московским курганам[1069].

Того резкого перелома, который отмечен выше для городского промысла, перелома, связанного с монгольским нашествием, мы здесь не наблюдаем. Те же типы вещей, которые бытовали в XI–XIII вв., продолжают существовать (изменяясь и эволюционируя) до XIV–XV вв.

В Новгородской земле, в кургане XV в., встречено трехбусенное височное кольцо, правда, далеко ушедшее от своего киевского прототипа, но сохранившее общий облик колец этого рода[1070].

В московских краях продолжали изготовляться семилопастные височные кольца, зигзаговые перстни, пластинчатые загнутоконечные браслеты, бубенчики и ряд других вещей[1071].

По всей вероятности, татары не уничтожили деревенского ремесла, и старые навыки продолжали существовать у местных ювелиров.

Вглядываясь внимательнее в курганные инвентари XIV–XV вв., можно заметить несколько основных направлений развития ювелирного дела. Почти все вещи (особенно новгородские) резко делятся по технике исполнения на две группы. К первой группе относятся крайне грубые, примитивные литые изделия; изящное литье прежнего времени сменяется примитивными самоделками[1072]. Ко второй группе — вещи со сложной техникой, сделанные более тщательно, но с одной интересной особенностью: все они говорят о стремлении мастеров выбрать именно те технические приемы, которые при наименьшей затрате времени позволяют дать массовую продукцию.

Ко второй группе относятся широкие пластинчатые браслеты со сложной орнаментацией, достигнутой при помощи зубчатого колеса (рис. 129); многобусенные височные кольца с тонко-выделанными серебряными дутыми бусами; браслеты из длинных медных проволок, сложенных в несколько раз; изящные трехлопастные (и близкие к ним) височные кольца (рис. 130), окаймленные тонким литым кружевом из серебра; сложные перстни со звериным орнаментом и ряд других вещей[1073].

Рис. 129. Широкие пластинчатые браслеты.

Рис. 130. Трехлопастные и семилопастные височные кольца (XIV в., г. Белев).

Причину такой раздвоенности ювелирных изделий на хорошие и грубые нельзя усматривать в разновременном их производстве или искать ее в неодинаковом имущественном положении. По всей вероятности, двойственный характер женских украшений XIII–XV вв. объясняется более сильным влиянием городского ремесла. Изделия городских серебреников, приноровившихся к массовому сбыту (начало этого процесса мы видели уже в домонгольской Руси), могли заглушить литейное производство деревенских мастеров, которое едва ли вполне обособилось от кузнечного дела. Другими словами, деревенские кузнецы не могли и, вероятно, не особенно стремились, конкурировать с городскими ювелирами (среди которых к XVI в. уже существовали узкие специалисты — сережники, колечники, ожерельники)[1074] и перестали систематически заниматься литьем.

Это положение находит себе подтверждение, во-первых, в отсутствии серебреников в составе деревенских ремесленников, даже в писцовых книгах XV–XVI вв.[1075]; во-вторых, в ряде сложных технических приемов, примененных при изготовлении украшений, которые можно предполагать только у специалистов; в-третьих, в значительно более широком районе сбыта, чем это известно относительно деревенского ремесла, и в употреблении подобных вещей горожанками. Технические особенности таковы: в XIII в. на ряде вещей появляется рельефная выпуклая чеканка, выпуклый орнамент украшает овально-щитковые височные кольца, широкие браслеты[1076].

На московских семи- и трехлопастных височных кольцах также имеются выпуклости на лопастях, принимаемые иногда за следы штамповки. На самом деле это следы проковки или лощения тонколитого металла с обратной стороны (рис. 131).

Рис. 131. Трехлопастлое височное кольцо со следами лощения.

Литье вещей второй группы (т. е. тех, которые условно можно связывать с городом) всегда очень тонкое. Для отливки трехлопастного височного кольца необходима тщательно сделанная литейная форма с хорошей пригонкой крышки, позволяющей горячему металлу проникать во все извилины узора. При зазоре между сторонами формы в десятые доли миллиметра отливка вещи в 60 кв. см со сложным рисунком представляла известную трудность[1077].

Большой четкости требовала также отливка тонких серебряных бус для многобусенных височных колец. Эти бусы иногда покрывались позолотой (что совершенно невозможно для деревенского ремесленника)[1078]. Некоторые литые вещи дополнительно обрабатывались напильником[1079]. Это обстоятельство также может говорить в пользу городского происхождения таких вещей.

Очень широко применялась чеканка различными пуансонами и, как упрощение чеканки, необходимое при массовом изготовлении — орнаментировка мягкого металла стальным зубчатым колесиком. Следы зубчатого колеса можно найти на многих новгородских вещах[1080]. Через 24 точки характер рисунка повторяется, что указывает на то, что колесико имело 24 зубца. Некоторые браслеты имеют приклепанные колечки, в которые вдевается еще одно, свободно висящее кольцо[1081].

Упоминавшиеся выше перстни Лихвинского клада, найденные вместе с трехлопастными височными кольцами, несомненно, представляют работу хорошего городского мастера — сложная спайка боковин щитка, тонкий рисунок и, наконец, чернь в углублениях не оставляют в этом сомнений. По своему сюжету рисунки перстней очень близки к архитектурным рельефам.

Очень интересен вопрос о витых проволочных браслетах. А.В. Арциховским доказано, что они характерны для XIII–XIV вв.[1082] В это время проволочные браслеты распространены очень широко. Проволока в них всегда тянутая (в отличие от мелких поделок, для которых проволоку ковали); куски проволоки достигают длины 150–200 см. Изготовление такой проволоки возможно лишь на специальном волочильном станке со стальным волочилом, предполагать наличие которого в деревне трудно.

Проволока употреблялась самых различных калибров — от тончайшей канители и нитей для филигранных работ до толстого дрота в 3 мм. Даже при учете малого коэффициента сопротивления у серебра и меди эта работа требовала применения ворота.

Единственный предмет, который можно связывать с волочильным делом (?), был найден на территории городка со слоем XIII–XV вв.[1083]

Районы сбыта вещей, встречающихся в курганах XIII–XIV вв., не могут быть изучены с желательной степенью полноты в силу ограниченного количества их. Вероятность определения вещей, сделанных в одной литейной форме, тем меньше, чем меньше вещей данного типа.

В качестве примера возьмем упомянутые выше пластинчатые перекрытые гривны. Самый тип этих гривен восходит к очень древней эпохе и роднит между собой вятичей и радимичей, но некоторые экземпляры гривен относятся к XIII или XIV вв.

Массивные серебряные бляшки нескольких гривен, украшенные семилепестковой розеткой, отлиты в одной литейной форме. Разбросаны