Из истории культуры древней Руси

Исследования и заметки

Вместо предисловия[1]

О культуре древней Руси

Культуру русского средневековья мы знаем, к сожалению, только по отдельным образцам, уцелевшим от половецких и татарских наездов, уничтоживших тысячи книг и произведений искусства. Правда, эти остатки великолепны: величественная архитектура старых домонгольских городов (Киева, Чернигова, Новгорода, Владимира, Смоленска), живопись, превосходившая, по мнению ее знатока (В.Н. Лазарева), современную ей романскую, мудрый патриотический трактат-поэма «Слово о полку Игореве»; золотое узорочье, извлеченное из пепла батыева пожара (и заставляющее вспоминать восхищение Теофила из Падерборна русским мастерством XI в.), подробные летописи княжеских и городских дел, берестяная почта горожан, кодекс феодального права — Русская Правда… Этого вполне достаточно для того, чтобы заслуженно поставить древнюю Русь в первые ряды европейских стран XI — начала XIII в., но этого мало для познания всей широты и многогранности русской культуры того времени. От нас почти полностью скрыты культура народных масс, их быт, обычаи, овладение законами природы, система передачи знаний и многое другое. Однако положение не безнадежно. Во-первых, перед исследователями истории русской культуры стоит задача более углубленного изучения уцелевших фрагментов культуры как собственно народной, так и феодальной, создававшейся (в своей материальной части) руками мастеров из народа. Дополнительный анализ открывает много неизвестных и важных деталей в тех источниках, которые давно уже нам известны. Во-вторых, необходимо поставить проблему тысячелетнего культурного наследия, полученного Киевской Русью от многих сотен предшествующих поколений. При этом хорошую службу может сослужить метод экстраполяции, почти не применяемый исследователями. Сущность этого метода очень проста: если какое-либо явление не зафиксировано источниками Киевской Руси, но мы достоверно знаем, что оно возникло до этой эпохи и документировано также и для более позднего времени, то мы вправе распространить, экстраполировать его и на самую Киевскую Русь. По отношению к народной крестьянской культуре большую помощь историкам оказывает этнография с ее неисчислимыми сокровищами всех видов народного творчества.

Возьмем два примера. Мы не знаем, были ли одеты русские женщины X–XIII вв. в такие же красочные, орнаментированные цветной вышивкой одежды, как крестьянки XIX в. Но мы знаем, что главный сюжет русской народной вышивки — женская фигура с воздетыми к небу руками и с птицами-лебедями по сторонам — существовал у древних славян уже за полторы тысячи лет до Киевской Руси[2]. Это дает нам право предполагать существование подобных вышивок и в промежуточное время Киевской Руси. Предположение подкрепляется наличием схематичных изображений вышитых одежд на подлинных вещах XI–XII вв.[3]

Второй пример. Этнографы в 1920-е гг. зафиксировали на Украине целый ряд сказаний о древних кузнецах-змееборцах, выковавших сорокапудовый сказочный плуг и научивших людей земледелию. Для эпохи Киевской Руси у нас нет аналогий этим мифам, но самые мифы, как показывает анализ, несравненно древнее русского средневековья и относятся к той отдаленной поре, когда впервые появились ковка железа и пашенное земледелие, т. е. к началу I тысячелетия до н. э., за три тысячи лет до фиксации этих мифов этнографами. И если народная память все это время, весь этот долгий срок хранила мифы о первых кузнецах, то, значит, и во времена Ярослава Мудрого пахари русских земель передавали из поколения в поколение древние сказания о чудесных богатырях-кузнецах. Метод экстраполяции, которым следует пользоваться осмотрительно и осторожно, позволит нам представить культуру древней Руси во всей ее красочности и полнокровности, с весенними хороводами, зимними посиделками — «беседами», песнями, древними сказаниями, архаичной орнаментикой. Познание природы и мира в целом может быть вполне достоверно определено по данным праславянского языка: многие названия деревьев, трав, зверей, птиц, рыб, элементов ландшафта, имена звезд восходят к отдаленной праславянской поре, а это означает, что на протяжении многих сотен лет в народе происходил непрерывный педагогический процесс — старшие поколения передавали младшим все накопленные и классифицированные знания о природе, учили их познанию мира, знакомили с обширным словарем выработанных далекими предками понятий. Историческое (в полном смысле слова) понимание культуры средневековой Руси должно слагаться как из того наследия, которое было получено Русью от предшествующих эпох, так и с учетом наследия, перешедшего к нам, в XX век, при посредстве Киевской Руси.

Во втором тысячелетии до нашей эры, когда праславянские племена впервые консолидировались, обособляясь от общего индоевропейского массива, они уже обладали и большим словарным запасом (по данным Ф.П. Филина, свыше 20 тыс. слов!), отражавшим разные стороны их жизни, и разными трудовыми навыками (строительство домов, земледелие, скотоводство, изготовление орудий труда и металлических украшений), и сложной системой религиозных представлений. В числе языковых и культурных предков праславян были племена так называемой трипольской культуры, находившейся на вершине развития земледельческого энеолита, золотого века человечества.

Новый этап в развитии культуры праславян составило открытие железа, залежами которого были богаты озера и болота славянской прародины. В это же время начались порой дружественные, а иногда враждебные контакты с ираноязычным населением степей — киммерийцами, скифами, сарматами, оставившие существенный след в языке и фольклоре восточнославянских племен.

Греки нередко называли праславян Среднего Поднепровья скифами, так как по своему доспеху, вооружению и конскому убору славянская знать не отличалась от скифской, переняв от нее и форму лука со стрелами, и короткие мечи-акинаки, и своеобразный звериный стиль прикладного искусства, характерный для ранневсаднической культуры скифов-кочевников.

Главное отличие праславян от скифов заключалось в экономическом фундаменте общества. Настоящие скифы-иранцы, жившие в степях Причерноморья, были скотоводами, не знавшими пашен, оседлых поселков, городов. В своих повозках, запряженных парой быков («восьминогих»), скифы кочевали по степям от Дуная до Дона, сопровождаемые многочисленным конным войском, возглавленным племенной знатью и царями, обладателями несметных сокровищ. Священным символом скифов был меч, водруженный на вершине кургана.

Праславянские племена лесостепной зоны (само название того времени — «сколоты», от «коло» — «круг», «солнце») были земледельцами и жили оседло, отделенные от собственно скифов целой цепью больших славянских крепостей на Тясмине, Роси и Днепре. Геродот, говоря о племенах лесостепи, называет их общепринятым у греков именем скифов, но всегда добавляет «скифы-пахари», «скифы-земледельцы», предостерегая читателей от смешения их со скифами-номадами. Священными символами сколотов-праславян являлись золотые модели плуга и ярма, — а также топор и чаша. Культура сколотской знати, воспринявшая много скифских черт, находилась на достаточно высоком уровне. Возможно, что у племен Среднего Поднепровья к V–IV вв. до н. э. уже возникли (временно, до сарматского нашествия) классовые отношения.

В расцвет классической античности, когда на смену аргонавтам-первооткрывателям пришли строители греческих торговых городов Причерноморья, у славян плодородной лесостепи установились