Вошла Мария Николаевна, подала морковный чай:

— Пейте, скучаю я по хорошему чаю. Вот, Алеша, попадешь за границу, привезешь мне настоящего китайского. Не забудешь?

— Да уж с вашим мужем попадешь! Долго нам придется морковный чай пить. Не пускает в море, Мария Николаевна, — засмеялся Алексей Иванович. — А как пустит — не забуду. С первого же рейса привезу.

Но до первого рейса было далеко, а потому все с удовольствием пили горячий морковный чай. Он казался Алексею самым вкусным напитком в мире. Давно он не испытывал такого удивительного чувства. Его окружали близкие друзья. Люди, которых он любил. Учителя. Именно их ему не хватало все долгие годы скитаний. Разошлись далеко за полночь. Сговорились собраться еще раз с женами.

Спустя неделю Алексей Иванович начал работать у Кирзнера в иностранном отделе. Работа была интересной. Через его руки проходили многие документы, открывающие темные замыслы врагов Советской России. Сейчас он убедился сам, что до спокойной жизни стране еще далеко.

Из общежития Чибисовы переехали в двухэтажный домик на Даевом переулке. Поселились в однокомнатной квартирке с кухней. Хотя в Москве больших пустующих квартир было предостаточно, выбрали они эту. Меньше — теплее.

Не хватало дров. В квартире частенько бывало холодно. И еды не хватало. Айна и Алексей похудели, но переносили лишения стоически. Ведь главное — они были вместе, среди друзей, дочка росла здоровенькой. Позади остались полицейские, тюрьмы, суды. Алексей терпеливо ждал, когда сможет уйти в море, но с Кирзнером об этом разговоров не затевал. Верил, что Бруно Федорович сдержит свое слово и, как только появится возможность, отпустит. Но пока оставшиеся суда требовали большого ремонта, запущенные и разрушенные порты не могли работать как следует, не хватало специалистов. Многие еще не вернулись из армии и военно-морского флота, некоторые, спасаясь от голода, разъехались по деревням.

Иногда Кирзнер заходил в комнату, где работал Алексей Иванович, обнимал его за плечи, говорил:

— Скучаешь, Алеша? Потерпи немного. Скоро будут и новые пароходы, и новые плавания. Приходите сегодня чай пить с Айной. Пока морковный.

Алексей Иванович привык к своей службе, к квартире на Даевом переулке и в общем-то отдыхал от всего, что пришлось пережить за последние месяцы. Ему даже казалось, что Кирзнер сознательно взял его к себе, чтобы дать работу поспокойнее. Зато товарищи его по оперативной работе не знали покоя ни днем ни ночью. Не знал покоя и Бруно Федорович. Редкий вечер его не вызывали по телефону из дома.

19

В Таврическом дворце шел Второй конгресс Коммунистического Интернационала. Зал был переполнен. Алексей Иванович сидел в пятом ряду и все еще никак не мог поверить, что он участник этого исторического события. А получилось все так неожиданно!..

Однажды раздался телефонный звонок. Алексей Иванович поднял трубку.

— I want to speak to mister Long[31], — послышался знакомый голос, но Алексей никак не мог сообразить, кто в Москве может называть его «мистер Лонг», но тут на другом конце провода засмеялись, и по этому раскатистому смеху он безошибочно узнал Артема.

— Федор Андреевич! Ты? Вот не ждал! Какими судьбами?

— Я, я… Не забыл еще английский язык? Ладно, давай срочно приезжай ко мне. Есть дело. Пиши адрес гостиницы… Гуд бай! Жду.

Когда Алексей вошел в гостиничный номер, то сразу попал в крепкие руки Артема. Бритоголовый, загорелый, с черными усиками и блестящими черными глазами, одетый в военную гимнастерку, подпоясанную широким кожаным ремнем, он чем-то напоминал татарина. Алексей подметил это сходство и, смеясь, сказал:

— Настоящий Чингисхан! Где ты так загорел? Совсем черный.

— О, брат ты мой! Я ведь с юга. Забыл? Сидел в Донбассе, работал председателем Донецкого губисполкома. А у нас там такая жарища, не дай бог. Прямо как в Австралии. Ну ладно, обо всем расскажу позже. Главное другое. Вот что, дорогой мой. Девятнадцатого июля в Питере открывается Второй конгресс Коминтерна. Я на него и приехал. Приглашали представителей социалистических партий всех стран. Ты будешь присутствовать на конгрессе делегатом от Австралии с правом совещательного голоса. Мы утрясем этот вопрос с Уайтом. Тебе полезно побыть там, послушать Ленина. Увидишь, как рабочие всего мира тянутся к Советскому государству. Может быть, возникнет необходимость сказать что-нибудь, ну тогда скажешь. Согласен?

— Согласен ли? Не могу выразить свою радость. Когда ехать?

— Я позвоню.

Вскоре Артем сообщил:

— Готовься. Бруно дали указание, чтобы он тебя отпустил. Поедем вместе семнадцатого.

И вот он живет в гостинице «Знаменская» в Петрограде.

Несколько дней назад он в первый раз пришел в Таврический дворец, занял свое место и с волнением стал ожидать выступления Ленина. В повестке дня было написано, что первый доклад будет делать он. Делегаты и гости негромко переговаривались. Заседание еще не началось. Алексей Иванович никогда прежде не бывал в Таврическом дворце. Торжественность момента и сознание того, что он сейчас увидит Ленина, создавали приподнятое настроение и какую-то праздничность. И когда объявили: «Слово для доклада предоставляется товарищу Ленину», люди встали со своих мест, зааплодировали. На трибуну энергичным шагом прошел Владимир Ильич. Он выглядел как-то проще, обыденнее, чем на портретах, которые видел Алексей раньше. Не смолкая гремели аплодисменты. Делегаты улыбались, скандировали одно слово:

— Ленин! Ленин! Ленин!

Владимир Ильич поднял руку, хотел что-то сказать, но овация продолжалась. Аплодисменты затухали и вспыхивали с новой силой. С большим трудом удалось установить спокойствие в зале. Ленин начал свой доклад. Он говорил о международном положении и задачах Коммунистического Интернационала. Говорил ясно, просто, конкретно. После шумной овации в зале наступила такая тишина, что было слышно, как делегаты переворачивают листки своих записных книжек. И хотя доклад длился довольно долго, Алексей Иванович не заметил, как пролетело время. Так захватило его то, что говорил оратор. Все было интересным и значимым.

Ленин закончил свою речь. Он собрал листки и направился в президиум. Алексей Иванович бешено, до боли в ладонях зааплодировал. Правильно! Он вспомнил рабочих Австралии. Если бы они были едины, то стали бы хозяевами положения. А зал гремел в восторженных аплодисментах. Все повторилось сначала. Люди стояли и кричали:

— Ленин! Ленин! Да здравствует мировая революция!

Очень понятными были для Алексея Ивановича и основные задачи, которые ставил перед собою конгресс. Он соглашался с каждым словом тезисов, принятых по докладу Владимира Ильича.

«Только коммунистическая партия, — говорилось там, — если она действительно является авангардом революционного класса, если она включает в себя всех лучших представителей его, если она состоит из вполне сознательных и преданных