Иоанн тогда еще ничего не написал: он предпочитал проповедовать устно. «Говорят, — продолжал Евсевий, — что именно поэтому апостола Иоанна попросили рассказать в его Евангелии о случаях, про которые умолчали предыдущие евангелисты, и о поступках Спасителя в то время, то есть до заточения Крестителя».

Несколько древних документов позволяют понять, как Иоанн сочинял свое Евангелие. Первый из них — канон Муратори, названный по имени итальянского ученого XVIII в., Людовико Антонио Муратори, который его обнаружил. Этот канон был написан на латыни в VII в., и исследователи определили, что он является переводом, к сожалению, сокращенным, оригинала, созданного примерно в 150 г.: «[…] четвертое Евангелие — Евангелие Иоанна, одного из учеников. Когда его соученики и епископы побуждали его писать, Иоанн сказал: „Поститесь со мной три дня, начиная с сегодняшнего, и мы расскажем друг другу то, что будет открыто каждому из нас“. В ту ночь Андрею, одному из апостолов, было открыто, что все должны просмотреть написанное, но писать должен Иоанн от своего имени… [Иоанн] утверждает, что он не только очевидец и слушатель, но и тот, кто описал по порядку все чудеса, которые совершил Господь».

Известно, что евреи считали сны обычным способом связи людей с Небом в тех случаях, когда Бог хотел передать людям важное сообщение.

Климент Александрийский присоединяется к словам канона Муратори: «Видя, что остальные только рассказали о вещественных фактах, Иоанн, последний из всех, ободряемый своими друзьями и вдохновленный Святым Духом, написал духовное Евангелие». Пропустим немного искусственное противопоставление вещественных фактов и духовного Евангелия. Главное, что нужно отметить, — ободрение «друзей» и Божественное вдохновение. Отголосок похожих сведений есть и у Епифания, современника святого Иеронима: Иоанн сначала отказался писать, но Святой Дух принудил его это сделать. Все это — доказательства в пользу того, что 4-е Евангелие является одновременно коллективным и индивидуальным творением. В работе над ним, по крайней мере в документальной части этой работы, участвовала целая группа. Иоанн не следовал за Иисусом во время всех его странствий по Галилее. Андрей и Филипп рассказали ему про умножение хлебов и про речь о хлебе жизни в синагоге Капернаума. Зато, когда речь идет о том, что было в Иерусалиме, он очевидец, а иногда и главный свидетель. Но Иоанн умел платить свои долги. В прологе он написал: «И Слово стало плотню, и обитало с нами… и мы видели славу его». Это множественное число поставлено здесь не ради скромности: Иоанн выражает мнение группы, которая поручила ему писать.

В 66 г. н. э. руководители христианской общины Иерусалима получили предупреждающее «откровение», в результате которого иерусалимские христиане покинули Святой город и укрылись за Иорданом, в области Иерея, в городе под названием Пелла; это спасло их от ужасов начавшейся вскоре Иудейской войны.

Евангелие от Иоанна, видимо, было написано до этого переселения и до уничтожения Иерусалима, поскольку он не упоминает об этом уничтожении. Вероятно, оно было написано в 64–65 гг. и отражает вражду, существовавшую в те годы в религиозной столице иудаизма между евреями, которые остались верны Храму, и первыми христианами еврейского или языческого происхождения. Когда Иоанн пишет о «евреях», он имеет в виду или иудеев, или враждебные Иисусу власти Иерусалима, с которыми он сам, бывший храмовый аристократ, порвал прежние связи. Разрыв между двумя группами, уже заметный в конце 50-х гг., стал полным после убийства Иакова, «брата Господа», и многих его учеников, иудеохристиан.

Все заставляет предполагать, что Иоанн писал тоже в Иерусалиме. Когда он уточнял по поводу крещения Иисуса, что «это происходило за Иорданом (в русском переводе сказано «при Иордане», то есть возле Иордана. — Пер.) или писал о переходе Иисуса «на ту сторону моря Галилейского», он вряд ли мог уже находиться в Эфесе: этот город был так далеко от упомянутых берегов, что не было смысла писать, по ту или по другую сторону берега что-то произошло.

Англиканский епископ Вулвича Джон А.Т. Робинсон, который однажды так сильно потряс маленький мирок экзегетов утверждением, что все Евангелия были написаны до разрушения Иерусалима, в 1985 г. потряс его снова, опубликовав книгу The

Priority of John («Первенство Иоанна»), в которой собрал и изложил, даже с некоторыми живостью и увлечением, все доказательства того, что текст Евангелия от Иоанна очень древний и достоин доверия.

Аббат Пьер Курубль, эрудит и специалист по древнегреческому языку, заметил странности в двух сообщенных Иоанном фразах Понтия Пилата во время суда над Иисусом. «В чем вы обвиняете этого человека?» («Tina kategorian pherete kata tou anthropou toutou») и «Что я написал, то написал» («Но guegrapha guegra-pha»). Они были произнесены на греческом языке, который в окраинных провинциях Римской империи был языком администрации. Но Пилат плохо говорил по-гречески. И в этих фразах заметны не древнееврейские или арамейские, а латинские выражения. Только Пилат мог произнести их так — с ошибками, не грубыми, но выдававшими его незнание.

В латинском языке есть лишь одно вопросительное слово: Quam («Quam accusationem affertis adversus hominem hunc?» — «Какое обвинение вы выдвигаете против этого человека?») А в греческом языке употребляется слово tina, если речь идет о человеке, и poian, когда речь идет о составе преступления («Какое обвинение вы выдвигаете — в убийстве? В краже?»). Используя слово tina, Пилат совершает первую ошибку. Но больше значения имеет ошибка в выборе глагола. В латинском языке обвинение «приносят», в греческом «делают» (глагол poiein). Короче говоря, первую фразу искажают два латинизма. Римский префект должен был бы сказать: «Poian katègorian poieisthè kata tou anthrô pou toutou» (вместо «Tina katègorian phèrètè kata tou anthrôpou toutou»). Во второй фразе, говоря о прошедшем действии и о его результате, в латыни нужно было бы использовать одно и то же время — перфект: scripsi («Что я написал, то я и написал»). Но в греческом языке это два разных случая, и первый глагол должен быть в аористе, а второй в перфекте. Если бы плохой ученик Пилат думал по-гречески, он сказал бы: «Ha égrapsa guégrapha» (а не «Ho guégrapha guégrapha»).

Ясно, что Иоанн не придумал эти грамматические ошибки ради местного колорита. Или какой-то высокопоставленный человек сразу же пересказал ему эти две фразы, или он сам слышал их такими — с ошибками. Во втором случае молодой представитель священнической аристократии, о чьем знакомстве с Галилеянином и его друзьями никто не подозревал, стоял у входа в преторию вместе с посланцами первосвященников. Может быть, он сразу же после событий, пока воспоминания были еще свежи, записал их на папирусе или на глиняной табличке. Такие записи могли помогать Иоанну в его любимом деле — произнесении проповедей, до того как вошли в текст его Евангелия.

Две эфесские редакции

Первая версия этого Евангелия кончалась словами: «Много сотворил Иисус пред учениками своими и других чудес, о которых не писано в книге сей. Сие же написано, чтобы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя его».