Нет, этому нужно положить конец. Она должна проститься со своей любовью.

— Дорогая, кажется, на этот раз мы опоздаем из-за тебя, — весело воскликнула Дайана, прервав размышления Лили. — Это будет нечто уникальное! Представляешь, как вытянутся лица у гостей, если я опоздаю на вечеринку по случаю собственной помолвки, да еще по твоей вине?

— Извини, — виновато улыбнулась Лили. Ей не хотелось никуда идти даже ради дорогой Дайаны. Веселье было ей в тягость. Она предпочла бы остаться дома, наедине со своими мыслями. Здесь она могла свободно предаться горю и оплакать несбывшуюся любовь.

Она знала, что Джейми не будет на вечеринке. И все же ей очень хотелось его увидеть и сказать о своем решении. Возможно, тогда она смогла бы жить дальше, а терзавшая ее боль утихла бы?

Может, лучше написать Джейми? Но о таких вещах не пишут в письмах. Ну почему нельзя именно сейчас сказать ему, что все кончено? Сделать это прежде, чем она утратит решимость и передумает. У них с Джейми нет будущего, кто-то из них двоих должен набраться смелости и уйти. Она должна себя заставить.

Лили с Дайаной все-таки опоздали в «Клэриджес».

— Извините, это все такси, — виновато объяснила Дайана. Ее окружили гости с бокалами в руках, рядом мгновенно вырос официант с коктейлями, и в следующий миг Дайана уже весело смеялась вместе со всеми.

— Лили, — послышался чей-то голос.

Это был Филипп, муж Сибил.

Лили почти совсем его не знала, хотя они не раз встречались на семейных торжествах. Избегая общества Сибил, Лили сторонилась и Филиппа, но в душе испытывала к нему теплое чувство, ведь этот человек был лучшим другом Джейми.

— Привет, Филипп. — Она подставила ему щеку для поцелуя и с опаской поискала глазами Сибил. Лили не хотелось разговаривать с ней. Только не сейчас. Это было бы слишком унизительно. Лучше просто ее не замечать. Эта маленькая дрянь всегда умудряется уколоть побольнее. Откуда в ней столько яда?

— Лили, я должен тебе кое-что сказать, — предупредил Филипп.

Лили почувствовала, как ноги мгновенно стали ватными.

Филипп заслонял ее от остальных гостей своей крупной фигурой, и никто не видел, как побелело ее лицо. Лили опустила голову, не решаясь посмотреть в глаза Филиппу. Она знала, что он сейчас скажет. Господи, она и представить себе не могла, что это будет Филипп.

Словно в ночном кошмаре, она вновь услышала свой исступленный крик, увидела застывшее лицо Джейми.

— Если с тобой что-то случится, я даже не узнаю об этом! Все будут знать, что ты мертв, она будет знать, и только я не буду! Я не смогу оплакать тебя, потому что буду ждать твоего возвращения! Буду ждать, а ты никогда не вернешься! — Она набросилась на Джейми и яростно заколотила ему в грудь кулачками, желая выплеснуть боль, и отчаяние, и злость за то, что так сильно его любит.

— Любимая, — прошептал Джейми и притянул Лили к себе, не замечая сыпавшихся на него ударов. Они сидели на кровати в доме на Бейсуотер-роуд, на смятых простынях, еще хранивших тепло их сплетенных тел, и близилось время расставания. Им обоим предстояло вернуться в привычный, жестокий и безумный мир.

Дрожащая, в одной узенькой атласной сорочке, которую Джейми снимал с нее всего несколько часов назад, Лили уткнулась лицом ему в плечо и зарыдала.

— Я больше не могу, Джейми, — всхлипнула она. — Не могу лгать всем вокруг и притворяться, что счастлива, что у меня нет мужчины и что мое сердце не сжимается от страха всякий раз, когда по радио передают очередную сводку. Что нас ожидает? Я медленно схожу с ума, тревожась о тебе и скрывая от всех свой страх.

— Кое-кто все знает, и я тебе обещаю, если что-то случится со мной, он придет к тебе и скажет.

— Кто?

— Ты его не знаешь, но он знает о тебе, и если… если произойдет худшее, он придет. Клянусь. — Джейми поцеловал ее, ощущая на губах соленую влагу, и тяжело вздохнул. Ему нужно было спешить. Когда он ушел, Лили свернулась клубком на постели и заплакала горько и безнадежно.

И вот настал этот день. Джейми был мертв, и пришел Филипп, чтобы сказать ей об этом. Всегда спокойный, немного медлительный, надежный как скала Филипп, которого никак нельзя было заподозрить в том, что он все знает.

— Лили, пожалуйста, посмотри на меня, — тихо проговорил Филипп.

Но Лили не могла себя заставить поднять глаза. Она еще ниже опустила голову и закусила губу. Филипп молчит, значит, это неправда, неправда. И тут ее охватила дрожь. Тело вдруг стало чужим, руки и ноги больше не слушались. Лили покачнулась и начала оседать на пол, у нее подгибались колени.

Филипп сгреб ее в охапку, и Лили ощутила знакомый запах военной формы, тот же запах, что всегда окутывал Джейми. Джейми… Сколько раз она обнимала его, прижималась к его теплой груди, гладила его плечи, с нежностью прислушивалась к биению его сердца под толстой шерстяной тканью кителя. Это сердце больше не билось.

Джейми лежал мертвый, вдали от дома, на пустынном морском берегу или в огромном темном гробу — в холодном отсеке подводной лодки, где некому было в последний раз заключить его в объятия, погладить по голове, поцеловать в бескровные губы и закрыть ему глаза. Почему ее не было рядом, чтобы держать его за руку и шептать слова утешения? Она делала это столько раз для других, но не для него. Почему?

Люди вокруг смеялись, выкрикивали поздравления, но Лили думала о Джейми, лежавшем на дне моря, под толщей холодной воды. Он умирал в одиночестве, и всей ее огромной любви не хватило, чтобы его защитить. Где был Господь, когда это случилось? Ради Господа она отказалась от того, кто был ей дороже всего на свете, так почему же взамен Он не сберег Джейми?

Поезд от станции Хьюстон до Холихеда был набит битком. Сидячих мест не хватало, люди стояли в коридорах и тамбурах. Лили повезло больше других: она пришла заранее и успела занять место у окна. Сидевший рядом мужчина в форме капрала задремал и привалился к Лили, уронив голову ей на плечо. Странно было ехать домой. Все вокруг казалось незнакомым и чужим. За годы войны Лили всего один раз удалось побывать дома, и все десять дней отпуска ее кормили как на убой. Мама подкладывала ей самые аппетитные куски и старалась получше ее одеть. В Ирландии не вводили талонов на одежду, и Мэри сохранила для дочери несколько красивых платьев, принадлежавших прежде леди Айрин, но тяжелая работа в больнице и перебои с едой сказались на фигуре Лили, и платья были ей безнадежно велики.

— Господи помилуй, да ты только погляди на себя! Кожа да кости, тощая как скелет, — взволнованно причитала мама и все десять дней старалась кормить дочь как можно сытнее. Это был чудесный отпуск, маленькая передышка в разгар войны. Лили долго потом вспоминала поездку в Тамарин, на крохотный островок любви и покоя. Но сейчас она возвращалась домой с совсем другим чувством. Счастье, казалось, захлестнуло весь мир. Все вокруг радовались победе. Но Лили, хотя и ждала так долго конца войны, не в силах была разделить всеобщую радость. Ее охватило тупое безразличие. Джейми был мертв. Теперь ей никогда уже не стать счастливой.