Меня терпеливо выслушивали, снисходительно улыбались (ох уж эти журналисты, сколько с ними, капризными, мороки!), и все оставалось по-прежнему.

Иногда доходило до абсурда. Общий отдел размножал текст сообщения и для ускорения передавал копии членам Секретариата. Чтение шло параллельно. Бывало так, что в один и тот же абзац разные секретари вносили прямо противоположные правки. Как выходили из подобной щекотливой ситуации, знал только Геннадий Орлов из общего отдела, помогавший мне в этих делах. Случалось и так, что уже прочитанный и завизированный Ивашко текст вызывал вспышку глухого недовольства у Дзасохова.

— Ты, кажется, уже исписался, — сказал мне однажды Дзасохов. — Из твоего текста не вытекает дух обсуждения, не предстает атмосфера заседания.

— Правильно, Александр Сергеевич, — радостно, еще не веря в свою удачу, отвечал я. — Абсолютно верное замечание. Целый год один и тот же человек еженедельно пишет отчеты. Практически об одном и том же. Надо влить свежую струю в это дело. Знаете, что я хочу предложить? Пусть каждая газета самостоятельно пишет о заседаниях Секретариата. «Рабочая трибуна» будет готовить сообщения с точки зрения своей специализации, «Сельская жизнь» — с учетом своей проблематики. Сразу обогатится тематическая палитра, появятся новые оттенки, нюансы. Такое разнообразие, уверен, пойдет только на пользу.

— Ты опять за свое, — недовольно поморщился секретарь ЦК.

Это была моя мечта-идея. На всех уровнях, от заведующих отделами до заместителя генсека, пытался пробить ее, и все безуспешно. Перспектива присутствия на заседаниях Секретариата ЦК нескольких журналистов не вдохновляла, судя по всему, моих собеседников. Даже в ранге членов редколлегии, редакторов по отделам партийной жизни — людей особо надежных и проверенных. Из прессы на заседаниях могли присутствовать только главные редакторы газет и журналов ЦК КПСС — этому правилу неуклонно следовали и на более позднем, завершающем этапе перестройки. Не будут же они писать репортажи за своих корреспондентов!

Ведь даже и мне поначалу отказывали в праве лицезреть своих кумиров. Ну и что из того, что зам руководителя пресс-центра? Ранг-то у тебя какой? Замзавотдела. Так что сиди и не рыпайся, знай свой шесток.

Общий отдел стоял насмерть: никаких посторонних! Но как можно писать сообщения о работе Секретариата, передавать дух обсуждения вопросов, не бывая там? А вы сочиняйте по предварительным материалам, которые вместе с повесткой заседаний рассылаются. Там и докладные записки есть, и проекты постановлений. Кому они рассылаются? Да хотя бы вашему заведующему отделом.

Идеологическим отделом тогда заведовал Капто. Он распорядился знакомить меня с этими материалами. На их основе я и сварганивал сообщения о заседаниях до их проведения. Лихо получалось. С перечислением выступивших и даже с кратким изложением сказанного. Первый читатель этих материалов, Дзасохов, которому я принес текст на визу, рассмеялся: все верно схвачено, хоть ты после этого и Секретариат не проводи. Он тогда оставался «на хозяйстве» — Ивашко болел. Не знаю, рассказывал ли он об этом случае своим коллегам. Не смеяться бы, а бить тревогу: смотрите, во что превратились наши Секретариаты. Их ход уже заранее предугадывается.

На заседания меня стали приглашать недели через три-четыре. Не понравилось, что фамилии выступивших шли через запятую, захотелось более подробного изложения ценных мыслей. А для этого, согласились секретари, действительно нужно непосредственное присутствие «райтера» — пишущего человека.

Так я оказался там, где многие мои коллеги, отработав в аппарате не один десяток лет, ни разу не были. До этого на какие только ухищрения не приходилось идти! Например, в начальническом мозгу рождалась такая вот идея: пригласить двух журналистов, одного из «Правды», другого из ТАСС, и пусть они, сидя в цековском кабинете, сочиняют текст о заседании Секретариата. «Но ведь они не знают, о чем писать!» — восклицал я. А пусть им кто-нибудь расскажет, о чем говорилось на Секретариате. Кто, например? Те, кто там постоянно присутствует, — работники общего отдела. А еще лучше связать журналистов с теми отделами, которые готовят вопрос на Секретариат. Никто лучше их не знает темы. Приходилось выполнять и такие поручения.

Прошу прощения у читателей за отступления, но без них трудно понять обстановку в аппарате ЦК в последний месяц его существования. Перечисление фактов и событий без увязки их с предыдущими ровным счетом ничего не даст. Важно знать все причинно-следственные связи конца партийного аппарата.

Подготовив сообщение о заседании, которое вел Шенин, с учетом пожеланий его помощника, я распорядился отправить материал в общий отдел. Вскоре мне позвонили оттуда и сказали, что текст передан на ознакомление Шенину. Еще через некоторое время проинформировали: у Шенина замечаний нет, Олег Семенович просил только показать текст Дзасохову.

Александр Сергеевич сделал незначительные вкусовые правки, их было совсем немного, в основном стилистического характера, так что перепечатывать нет необходимости, и материал засылается в ТАСС для передачи партийным газетам. Я облегченно вздохнул. Редкий случай, когда все благополучно кончилось, и довольно быстро.

У Ивашко мои тексты лежали обычно несколько дней, потом перекочевывали на столы других секретарей, и в печати появлялись, как правило, накануне или даже в день проведения нового заседания, что давало хороший повод для превращения части времени, отведенного для обсуждения важных вопросов, в нечто похожее на банальную редакционную летучку или даже заурядную читательскую конференцию.

Тут уж все проявляли невиданную активность, все показывали себя крупными знатоками репортерского дела. Это вам не проблемы атомной энергетики или паритета цен! Даже Фалин и тот считал своим прямым долгом сослаться на пресс-центровский материал. Однажды он заявил, что проблема, которую они сегодня героически обсуждают, не так проста, как может показаться из сообщения нашего пресс-центра. Похоже, что секретарей больше всего интересовало в этих сообщениях упоминание их имени.

Однако, как показало дальнейшее развитие событий, облегчение было преждевременным. Ближе к вечеру позвонил помощник Дзасохова и сказал, что звонил из Кремля шеф и просил отозвать из ТАСС переданное туда для распространения сообщение. Скоро он вернется на Старую площадь, и мне надо быть к этому времени у него. Придется поработать над материалом.

— А что такое? — растерянно переспросил я. — Он ведь согласился с предложенным вариантом.

— Видно, передумал. Засомневался, стоит ли упоминать о присутствии на Секретариате двух заместителей председателя Кабинета министров, руководителей ведомств. Рассматривались-то в принципе хозяйственные вопросы. А партия ими не занимается. Надо поразмышлять над этим.

Что ж, Александр Сергеевич, может, и прав. Я позвонил в ТАСС и сел за второй экземпляр сообщения. Выбросил даже намеки на присутствие министров и их участие в обсуждении вопросов. Правда, фамилии Огаркова и Силантьева оставил, добавив, что по проблемам, связанным с ветеранским движением в стране, состоялся заинтересованный обмен мнениями. И что с учетом высказанных предложений утверждены меры, направленные на укрепление связей и взаимодействия партийных комитетов с организациями ветеранов войны и труда, Вооруженных сил СССР.