Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И снова к повести «Уже написан Вертер». Маркин выпускает Диму из тюрьмы, и тут в Одессу прибывает особоуполномоченный ЧК Наум Бесстрашный с поручением проконтролировать работу местных ЧК. Узнав о том, что Дима был выпущен, Бесстрашный приказывает расстрелять и Маркина, и Лося, и жену Димы Лазареву, а позже и исполнителя приговоров.
Прототип Наума Бесстрашного — Яков Григорьевич Блюмкин (Симха-Янкев Гершевич Блюмкин, псевдонимы: Исаев, Макс, Владимиров). Родился 27 февраля 1900 г. в Одессе, в семье приказчика в бакалейной лавке Гирша Самойловича Блюмкина и Хаи-Ливши Блюмкиной.
В 14 лет окончил еврейское духовное училище, после чего работал электромонтером в трамвайном депо, в театре, на консервной фабрике братьев Аврич и Израильсона. Брат Лев был анархистом, а сестра Роза — социал-демократкой. Старшие братья Исай и Лев работали журналистами одесских газет, а брат Натан был драматургом (псевдоним Базилевский). Яков вошел в отряды еврейской самообороны против погромов в Одессе, вступил в партию социалистов-революционеров. С 1917 г. участвовал в боях с частями украинской Центральной Рады. Во время революционных событий в Одессе в 1918 г. участвовал в экспроприации ценностей Государственного банка. Ходили слухи, что часть экспроприированного он присвоил себе. В январе 1918 г. вместе с Моисеем Винницким (Мишкой Япончиком) принимает активное участие в формировании в Одессе 1-го Добровольческого железного отряда. Там же Блюмкин входит в доверие к диктатору революционной Одессы Михаилу Муравьеву. Тогда же он сводит знакомство с поэтом А. Эрдманом, членом «Союза защиты родины и свободы» и английским шпионом. Уже в апреле 1918 г. Эрдман, под видом лидера литовских анархистов, ставит под свой контроль часть вооруженных анархистских отрядов Москвы и одновременно работает для ЧК, скорее всего, Блюмкин стал чекистом именно по протекции Эрдмана. Сам Эрдман собирал информацию о немецком влиянии в России для стран Антанты.
В 1918 г. Блюмкин пробует себя в качестве террориста и международного шпиона, проникнув на территорию посольства Германии, где просит личной встречи с послом графом фон Мирбахом. Причина — ЧК арестовал родственника Мирбаха. Когда же тот приходит на встречу, Блюмкин стреляет в посла, который погибает на месте.
Как Блюмкин мог пронести оружие на территорию посольства? Очень просто, к тому времени он находился в должности начальника «германского» отдела ВЧК.
«Об убийстве Мирбаха двоюродный брат Блюмкина рассказывал мне, что дело было не совсем так, как описывает Блюмкин: когда Блюмкин и сопровождавшие его были в кабинете Мирбаха, Блюмкин бросил бомбу и с чрезвычайной поспешностью выбросился в окно, причем повис штанами на железной ограде в очень некомфортабельной позиции, — пишет Борис Бажанов в «Воспоминаниях бывшего секретаря Сталина». — Сопровождавший его матросик не спеша ухлопал Мирбаха, снял Блюмкина с решетки, погрузил его в грузовик и увез. Матросик очень скоро погиб где-то на фронтах Гражданской войны, а Блюмкин был объявлен большевиками вне закона. Но очень скоро он перешел на сторону большевиков, предав организацию левых эсеров, был принят в партию и в чека, и прославился участием в жестоком подавлении грузинского восстания».
Позже Блюмкин участвует в покушениях на гетмана Скоропадского и на фельдмаршала немецких оккупационных войск на Украине Эйхгорна. По заданию ВЦИК готовил покушение на адмирала Колчака. Необходимость в этом отпала из-за ареста Колчака левыми эсерами в Иркутске.
В 1919 г. попал в плен к петлюровцам, которые его жестоко избили. Выйдя из госпиталя, Блюмкин явился с повинной в ВЧК в Киеве и за убийство Мирбаха приговорен к расстрелу, но, благодаря заступничеству Троцкого и Дзержинского, амнистирован, так как на допросах выдал своих подельников. Неудивительно, что на такого молодца организовали три покушения, он был тяжело ранен, но сумел уйти из Киева.
С 1919 г. — на Южном фронте (начальник штаба и и. о. командира 79-й бригады) и в составе Каспийской флотилии, далее — начальник личной охраны Л. Троцкого.
В 1920 г. отправлен в Персию с целью возвращения российских кораблей, которые увели туда эвакуировавшиеся из российских портов белогвардейцы. В результате последовавших боевых действий белогвардейцы и занимавшие Энзели английские войска отступили. Воспользовавшись ситуацией, отряды Мирзы Кучек-хана захватили город Решт — центр остана Гилян, после чего там провозглашается Гилянская советская республика.
Впрочем, Кучек-хан не устраивал молодую советскую республику, и Блюмкина отправили в Персию с целью свержения последнего, что способствует приходу к власти хана Эхсануллы, которого поддержали местные «левые» и коммунисты.
Шесть раз был ранен, но, когда переворот состоялся, Блюмкин участвовал в создании на базе социал-демократической партии «Адалят» Иранской коммунистической партии, стал членом ее Центрального комитета и военным комиссаром штаба Гилянской Красной армии.
В общем, об этом человеке можно рассказывать много и со вкусом. В частности, он считается одним из прототипов молодого Штирлица.
Блюмкина арестовали после того, как следившая за ним в Стамбуле Елизавета Зарубина сообщила ОГПУ о его связях с Троцким. 3 ноября 1929 г. дело Блюмкина рассмотрели на судебном заседании ОГПУ (судила «тройка» в составе Менжинского, Ягоды и Трилиссера). В своей повести Катаев тоже говорит о его расстреле.
Теперь об основном сюжете — аресте и ожидании расстрела художника Димы. В этом усматривается также эпизод из жизни самого Катаева. Известно, что в 1920 г. он также сидел в ЧК по делу той же самой «врангелевской» группы. Катаев хорошо знал Блюмкина и написал о нем повесть, которую изъяли органы НКВД, где она и пропала. Согласно воспоминаниям Валентина Петровича, «Яшка» появился в городе «с какой-то особой миссией»: «Всегда он был чекистом. Ходил в форме, с шевронами».
«МОСКВА 2042»
Роман-антиутопия, в котором одновременно освещено прошлое (пародийное изложение книги А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ») и будущее. По мнению многих критиков и читателей, персонаж Сим Симыч Карнавалов написан с самого Александра Солженицына. Впрочем, сам Войнович отрицает это: «„Москва 2042“ — отвечал я в тысячный раз, не об Александре Исаевиче Солженицыне, а о Сим Симыче Карнавалове, выдуманном мною, как сказал бы Зощенко, из головы. С чем яростные мои оппоненты никак не могли согласиться. Многие из них еще недавно пытались меня уличить, что я, оклеветав великого современника, выкручиваюсь, хитрю, юлю, виляю и заметаю следы, утверждая, что написал не о нем. Вздорные утверждения сопровождались догадками совсем уж фантастического свойства об истоках моего замысла. Должен признаться, что эти предположения меня иногда глубоко задевали и в конце концов привели к идее, ставшей, можно сказать, навязчивой, что я должен написать прямо о Солженицыне и даже не могу не написать о нем таком, каков он есть или каким он мне представляется. И о мифе, обозначенном этим именем. Созданный коллективным воображением поклонников Солженицына его мифический образ, кажется, еще дальше находится от реального прототипа, чем вымышленный мною Сим Симыч Карнавалов, вот почему, наверное, сочинители мифа на меня так сильно сердились».