Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Только по этой причине (счастливого замужества. — А. Т.), — объяснял свое поведение поэт в письме к Уитмен, — когда мы с миссис Осгуд гуляли по Провиденсу, я решительно отказался поддержать ее в намерении зайти к вам. Ей показалось, что мой отказ не имеет смысла, и мы даже поссорились из-за моего упрямства».
Более того, он утверждал, что уже тогда благоговел перед нею и потому:
«…не смел не только подойти, но не отваживался сказать, почему не могу этого сделать. Я не смел заговорить о вас — не то что познакомиться с вами. Годы ваше имя никогда не слетало с моих губ, в то время, когда душа — с неодолимой жаждой — впитывала все, что касалось вас».
Простим эту ложь поэту — тогда он был влюблен (или ему казалось, что влюблен). И собирался жениться на миссис Уитмен.
Как бы женщина ни пыталась представить, что не она, а поэт оказался инициативной стороной, факты говорят совсем об ином. Даже если мы не будем принимать во внимание свидетельство мисс Линч, что ее подруга расспрашивала о поэте и о его отношениях с Фанни Осгуд еще в июне 1845 года (в конце концов, женщины — всегда женщины! — им интересно)[378].
Во второй половине января 1848 года мисс Линч пригласила подругу принять участие в ежегодном поэтическом суаре на День святого Валентина и, если не сможет быть лично, прислать стихотворную валентинку. Предполагалось (такова была обычная практика), все что они будут прочитаны на праздничном вечере, а затем опубликованы в одном из литературных журналов. Миссис Уитмен откликнулась и прислала несколько своих текстов. Среди них была и валентинка, адресованная По. Она была без заглавия. Но все догадались о ком речь и кому она посвящена:
Приведенное стихотворение было прочитано среди остальных. И, безусловно (память о скандале была жива), вызвало определенный резонанс. Потому публиковать его (как остальные тексты) не стали. Мисс Линч написала подруге в Провиденс о резонах этой непубликации:
«Постараюсь ответить на твои расспросы… По меньшей мере более года я не видела По. Некоторое время назад разразилась изрядная война в нашем сообществе синих чулок, и По вел себя не самым благородным образом — истина такова, что, при всем своем гении, он лишен морального чувства; он сказал и сделал много такого, что можно назвать отвратительным… Твоя [валентинка] к По меня восхитила, и я хочу опубликовать ее вместе с другими, но у него такая дурная репутация… что я могу потерять многих, кого ценю больше»[380].
Стихотворение тем не менее было напечатано. Но позднее — 18 марта, в журнале Н. Уиллиса «Хоум джорнал». Теперь у стихотворного послания уже было заглавие: «Эдгару А. По».
Разумеется, о существовании стихотворения, ему посвященного, По узнал задолго до публикации. Видимо, еще в феврале. И хотя тогда он продолжал еще надеяться на взаимность со стороны миссис Шью (а также обменивался посланиями с миссис Локк и Анной Льюис), конечно, «воспламенился». 2 марта он получил и текст послания. Что интересно: текст ему переслала мисс Линч. Через посредство (!) миссис Осгуд, у которой был адрес поэта (у первой его не было). Видимо, в письме имелись и координаты миссис Уитмен. Немедля По отправил собственное послание в Провиденс. Было в конверте и стихотворное посвящение — «К Елене». Поэт не стал сочинять нечто новое, а поступил очень просто — вырвал страницу из собственной книги[381]. Читатель, вероятно, догадывается, что это был за текст, — то самое, юношеское еще, послание, что он когда-то посвятил Джейн Стэнард:
Трудно сказать, какие еще слова — кроме стихотворения — были в письме. Оно не сохранилось. Знала ли госпожа Уитмен, что это стихотворение юношеское и у него есть адресат? Скорее всего, ей было это известно. Но — что за дело! Теперь-то оно посвящено ей. Тем более что и зовут ее Елена!
В самом начале июня в Провиденс полетело следующее послание:
Конечно, «все случилось» не в полночь. И «лик» он вряд ли хорошо разглядел. Да и «у входа в сад», как мы помним, его ничто не «остановило». Хотя «роз благоуханье» поэт, вероятно, мог уловить. Но что за дело до маленьких неточностей тем, кто увлечен рискованной игрой? Для миссис Уитмен это была, конечно, игра. А для По?
Фрэнсис Осгуд, естественно, понимала, что ее давняя подруга решила завязать поэтический роман. И сочла своим долгом предупредить ее:
«…Смотрю, Ворон долетел до вашей маленькой голубятни в Провиденсе. Дай Бог, чтобы Провиденс защитил вас — уж слишком магическим притяжением обладает голос зловещей птицы. Он и в самом деле „дьявол“, хотя и славный — с большим сердцем и воображением»[383].
А Э. По в это время продолжал ухаживать за миссис Шью и засыпал ее записками, приглашая вновь навестить его в Фордхэме.