— Я пришла, дабы препроводить вас в покои ее величества, — холодно молвила Кларенсье. — Она желает вас видеть и лично выслушать, как вы отчитаетесь за себя.

Элизабет побледнела. Значит, заверения Филиппа оказались преждевременными и Мария продолжала ее подозревать. И если она не покажет себя с лучшей стороны — к чему Элизабет совершенно не была готова, — все может кончиться для нее чрезвычайно плачевно.

Дрожа, она повернулась к Бланш Перри.

— Молись за меня, — прошептала она, — ибо я понятия не имею, увидимся ли мы снова.

Бланш взглянула на нее глазами полными слез.

— Вам нечего бояться, — живо сказала фрейлина. — Королева сегодня милостива. Советую вам надеть ваше лучшее платье.

Когда Элизабет нарядилась, предпочтя красное бархатное платье с высоким воротником излишне откровенному белому, Кларенсье подняла факел и повела ее вниз по лестнице и дальше, через освещенный луной сад — к апартаментам королевы, где они поднялись в личные покои Марии. Та в одиночестве сидела в кресле, и ее седеющие рыжие волосы падали на плечи свободного халата, под которым почти не замечался живот. Она постарела и сильно осунулась, по углам рта пролегли глубокие морщины.

Она без улыбки протянула руку для поцелуя, но Элизабет, увидев сестру после столь долгого перерыва такой измученной, упала на колени и разразилась безутешными рыданиями. Перед ней восседала та самая Мария, ставшая для нее второй матерью; королева, которой она была безгранично предана, чей разум отравили враги Элизабет. Ей страстно хотелось, чтобы все стало как прежде, но времени оставалось мало, ибо Мария выглядела старой и больной, а речь шла не только о прежних отношениях двух сестер, но и о том, чтобы старшая проявила милость к младшей, которая могла стать ее наследницей.

— Да хранит Господь ваше величество! — воскликнула Элизабет сквозь слезы. — Что бы обо мне ни говорили, я не меньше других остаюсь вашей верной подданной!

Мария отвернулась, тяжело дыша. Махнув рукой, она отослала Кларенсье, и они остались вдвоем при мерцающем свете свечей. Мария заговорила, и голос ее был полон сарказма.

— Значит, ты не признаешься в своем прегрешении? Ты упорно настаиваешь на своей правоте. Что ж, молю Бога, чтобы это действительно было так.

— Если это не так, — с болью ответила Элизабет, — я не стану просить у вас ни снисхождения, ни прощения.

— Что ж, — сказала Мария, разочарованная тем, что Элизабет не слишком категорично отрицает свою вину, — коль скоро ты утверждаешь, что не совершила ничего дурного, значит ли это, что тебя наказали незаслуженно?

— Я не вправе так говорить перед вашим величеством, — смиренно ответила Элизабет.

— Но вправе перед другими? — не унималась Мария.

— Нет, ваше величество! — возразила Элизабет. — Я несла свое бремя и продолжаю нести. Все, о чем я нижайше прошу ваше величество, — будьте ко мне благосклонны и считайте меня своей верной подданной, отныне и навсегда.

Королева промолчала. Неловко поднявшись, она подошла к открытому окну, в которое задувал легкий ночной ветерок, колебавший штору.

— Одному Богу известно, говоришь ли ты правду, — пробормотала Мария, поворачиваясь и пристально глядя на сестру.

— Беру Его в свидетели, — твердо заявила Элизабет.

Пламя свечи осветило ее лицо, и Мария отчетливо увидела профиль их отца, короля Генриха. Вне всякого сомнения, то был вылитый он. Будучи в душе доброй и честной, она поняла, что глубоко оскорбила Элизабет своими необоснованными подозрениями. Слава Богу, теперь ей легче будет поступить по воле Филиппа.

Элизабет не могла понять, почему Мария не сводит с нее взгляда, но тут ее внимание привлекла тревожная деталь. Полы халата королевы слегка разошлись, открыв тонкой работы сорочку, но, несмотря на то что Мария была уже на сносях, живота почти не было видно. Элизабет озадаченно уставилась на нее, но времени на рассуждения уже не оставалось — Мария быстро шагнула к ней, простерла руки и заключила Элизабет в крепкие объятия.

— Я хочу верить тебе, сестренка, — со слезами на глазах проговорила она. — Ради нашего родства.

— Так поверьте же, мадам, ибо у вас нет никаких причин сомневаться! — ответила Элизабет. — Я могу присягнуть, что никогда не предавала вас и не желала вам зла.

— Значит, мы снова подруги, — сказала Мария, пытаясь улыбнуться. — С этой минуты ты свободна и можешь занять подобающее тебе место при дворе.

Элизабет снова упала на колени, горячо целуя руку королевы.

— Клянусь, у вас никогда не будет повода во мне усомниться! — пообещала она.

Когда преисполненная радости Элизабет скрылась за дверью, из-за гобелена вышел Филипп.

— Трогательная сцена, — заметил он. — Теперь страшиться нечего, она на вашей стороне.

Он подошел к столу и налил вина в кубок.

— По-вашему, я сумела бы притвориться? — возразила Мария. — Да, я вновь к ней благоволю. Да, возможно, я была к ней несправедлива. Может статься, она не настолько виновна, как мы подозревали. Но что касается опасений — да я до самой смерти буду ее бояться! — Она разразилась бурными рыданиями.

— Тем лучше, что она будет под вашим присмотром, — холодно сказал Филипп, отпивая из кубка. — Но постарайтесь относиться к ней пусть не с любовью, но хотя бы с уважением.

Мария печально взглянула на мужа. Будучи женщиной неглупой, она не сомневалась, что Элизабет попала под покровительство Филиппа и что в каком-то смысле она для него даже важнее, чем сама Мария. Неудивительно, горько подумала она, ибо за той было будущее.

«Боже милостивый, — взмолилась она, — когда же родится мой сын?»

Элизабет не вполне понимала, что делать дальше. Стражу убрали, и лорд-камергер сказал ей, что она может принимать посетителей, но к ней мало кто приходил, и она сочла разумным оставаться до поры до времени в своих комнатах — в том числе и потому, что в связи с затянувшимися родами королевы придворные слишком надолго задержались в Хэмптон-корте и во дворце стояла вонь от забитых уборных и сотен немытых тел. Во время редких прогулок за пределы своих апартаментов Элизабет не раз наблюдала стычки между придворными, доведенными до предела теснотой и смрадом.

Все напряженно ждали, когда же королева родит. Дела в королевстве встали, народ пребывал в мрачном настроении. Король редко появлялся на публике, обеспокоенный нескончаемой задержкой и слухами о том, к чему она может привести.

Прошел июль, и доктора опять сказали, что ошиблись в датах. Мария вновь выглядела стройной и явно никого не вынашивала. Однако все продолжали делать вид, будто роды вот-вот состоятся.

— Если это случится — это будет просто чудо! — по секрету заметила Элизабет Бланш, которая в отсутствие Кэт стала ее наперсницей. Она знала, что Бланш бесконечно ей предана и заслуживает доверия.