Арджуманд тут же отругала себя: как можно так думать о любимом человеке?!

Потом принялась размышлять, чем ей грозит согласие. Ладили, сестричка, слишком юная, чтобы вообще стать чьей-то женой. Конечно, иногда женят и в таком возрасте, а договариваются о будущей свадьбе и еще раньше, и Ладили лучше новой Кандагари или какой-нибудь Салихи. А если выполнить условие Мехрун-Ниссы, она всегда будет им помогать…

У принцев и падишахов всегда много жен, у Акбара их были сотни, пусть не все взяты по обряду никях, который возможен только четырежды. У падишаха Джехангира сама Мехрун-Нисса двадцатая и не страдает из-за этого. Она добилась своего – стала женой Джехангира, неважно какой по счету, главное – любимой.

Может, нужно взять с нее пример? Это даже хорошо, если Ладили станет четвертой женой, Хуррам не сможет взять по никяху никого другого…

Она почти уговорила себя, что лучше уж Ладили, чем другая, которая неизбежно будет, ведь принц не сможет отказаться, если ему предложат еще одну родственницу персидского шахиншаха.

Но сама мысль, что любимого придется с кем-то делить, была невыносима. Арджуманд прекрасно понимала, что у мужа будут другие женщины, уже сейчас есть, но это не жены, с Кандагари и Акрабади Хуррам не живет, берет женщин на ложе ради удовлетворения мужской потребности. Наложницы – это совсем иное, это не важно. Но мило разговаривать с Ладили, прекрасно зная, что Хуррам ночью может позвать ее, и она родит ему сына… Сердце Арджуманд заходилось от ревности.

Арджуманд ругала себя за эту ревность. Жена не может ревновать мужа к другой жене, ведь Аллах разрешил иметь четырех жен. Но она хорошо знала, что Рауза Бегум для Гияз-Бека единственная, после нее дед не женился. И ее собственная мать для отца тоже одна – остался вдовцом.

А вот мать Хуррама, родив сына, предпочла жить далеко от него, оставив мальчика Рукие. Почему? Билкинис раджпутка, может, не смогла примириться с другими женами?

И все же выбора у Арджуманд не было. И она решила согласиться и просить тетю повлиять на падишаха.

Она не знала, что помощь совсем рядом…

К падишаху пришла королева Рукия.

Человек не всегда помнит ту, что дала ему жизнь, но, сколько бы лет ни прошло, помнит женщину, воспитавшую его. Не та мать, что родила, а та, что вырастила.

Джехангир не мог отказать своей названой матери, которую считал настоящей.

– Приветствую тебя, сын мой.

– Здорова ли ты, матушка? – Он поцеловал руки королеве, пригласил присесть.

Такой обмен приветствиями был возможен только наедине, прилюдно они обращались друг к другу «ваше величество».

– Да, уже да. Меня радует твое семейное счастье. Так ли это? Ты счастлив?

– Да, – невольно расплылся в улыбке падишах. – Благодарю за то, что тогда заставили меня понять ценность моей любви к Мехрун-Ниссе.

– Так осчастливь своего сына!

Джехангир понимал, зачем пришла королева Рукия, знал, что она на стороне этой глазастой девчонки, иногда он и сам не мог понять, почему противится женитьбе сына на этой чистой красивой девочке.

Не дождавшись ответа, Рукия впилась в сына глазами:

– Чего ты боишься, Селим?

Она предпочитала называть его детским именем, и в ее устах это почему-то не обижало. Назови его так кто-то другой, даже родившая его Джодха или молочная мать-кормилица, взвился бы.

– Или Мехрун-Нисса против?

Джехангир в очередной раз мысленно ахнул от ее прозорливости. Старая королева все поняла правильно, он действительно не хотел идти против желания Нур-Джехан, хотя не понимал, почему та противится женитьбе принца на ее собственной племяннице.

– Ты до такой степени во власти Мехрун-Ниссы? Ты принял хоть одно решение, не посоветовавшись с ней, после того как женился? Почему ты против того, чтобы твой сын был счастлив, ведь это не первая жена?

– Э… ты задаешь слишком много вопросов! У меня и без них болит голова.

– Пей поменьше и не кури кальяны с опиумом. Так ты дашь согласие на женитьбу принца Хуррама на внучке Гияз-Бека?

– Дам.

Рукия хлопнула в ладоши, вызывая слугу.

– Это еще зачем? – нахмурился падишах.

– Хочу все записать.

– Я не забуду.

– Я могу забыть. Я уже старая женщина и вполне могу забыть, что обещала внуку женить его на Арджуманд Бегум. Если обещания не держатся в твоей умной голове, то как же им держаться в моей?

Кто еще мог вот так разговаривать с Джехангиром? Но Рукия вела себя независимо и с его дедом Великом Моголом Акбаром. Она сама внучка Бабура, а потому чувствовала себя с правителями Хиндустана свободно. Рукия воспитывала Джехангира в детстве, потом брала под защиту, когда требовалось спасти от отцовского гнева, воспитывала Хуррама, и могла позволить себе быть резкой наедине с падишахом.

Но дописать нужную бумагу не успели, в комнату вошла Нур-Джехан. Услышав, что у падишаха королева Рукия, Нур-Джехан поспешила отправиться к мужу, не стоило оставлять этих двоих наедине.

Пришла вовремя, не спрашивая разрешения, заглянула через плечо писца, быстро пробежала глазами составленную бумагу, усмехнулась:

– Королева Рукия решила взять с тебя обязательство? Я согласна, ставь свою подпись, мой дорогой.

Что-то в усмешке новой шахини не понравилось Рукие, она остановила писца, который намеревался высушить документ и подать падишаху.

– Здесь не хватает имени девушки. Дописывай: Арджуманд Бегум, – сказала она.

– Зачем такие уточнения, разве принц может передумать? – удивленно приподняла брови Нур-Джехан.

Рукия поняла, что не ошиблась.

– Думаю, у Гияз-Бека не одна внучка?

Возражать было нечего, и Мехрун-Ниссе ничего не оставалось, как протянуть Джехангиру бумагу на подпись.

Рукия отобрала у него документ и, сворачивая в трубочку, улыбнулась:

– Всего-то – позволить своему сыну жениться по любви. Видишь, и любимая жена не против. Пойду, обрадую Хуррама.

Мехрун-Нисса улыбнулась ей улыбкой аспида, означавшей, что битва, может, и проиграна, но сама война не окончена.

– Нур-Джехан, проводи меня до моих покоев, хочу обсудить будущую свадьбу. Ведь у Арджуманд нет матери, значит, ее роль будешь выполнять ты.

За пределами комнаты королева остановилась, любуясь цветами в саду, подождала, пока Мехрун-Нисса встанет рядом, тихо проговорила:

– Какую из внучек ты хотела выдать замуж за принца Хуррама, свою падчерицу Ладили?

Мехрун-Нисса спокойно согласилась:

– Можно и ее.

– Она совсем ребенок.

– Все когда-то взрослеют.