Обратный путь показался короче и гораздо легче, словно судьба исчерпала запас преград и опасностей. Через трое суток всадники вновь оказались в долине, где их с нетерпением ожидали девы-птицы.

Многие были уверены, что смельчаки и их предводительница отправились на верную гибель, а потому возвращение отряда превратилось в праздник. Всю ночь горели костры, слышались голоса, мелькали чьи-то силуэты — гости и хозяева праздновали возвращение.

Наутро наступило прощание. Девушки, погрустневшие и притихшие, провожали гостей. Синдбаду они надарили на память столько новых золотых и серебряных украшений, что он забыл о потерянных. Красный до ушей Гаральд смущенно отводил взоры от кучки девушек, что наперебой умоляли взять с собой хоть одну из них, — о Джиневре он им уже рассказал, но те и слушать ничего не желали. Предводительница Киллик печально поцеловала Буяна в щеку и со вздохом пожелала ему доброго пути и долгой жизни.

— Вы нас отпускаете? — удивился тот. — Но почему? В вашей власти было задержать нас здесь насильно…

— Этого хочется и мне, и многим моим сестрам, — с неохотой ответила предводительница. — Но как же иначе мы избавимся от Чары? Отпуская вас, мы спасаем себя!.. Впрочем, не все из вас так уж спешат нас покинуть, — загадочно добавила она.

Правоту слов Киллик гусляр признал сразу. Иррир не желала выпускать Мечислава из рук. Девушка вцепилась в него мертвой хваткой, и понадобилось соединение усилий трех женщин постарше, чтобы оттащить ее.

На глазах у самого Мечислава подрагивали непрошеные слезинки.

Однако, как оказалось, не это имела в виду Киллик.

Уже всадники сидели на лошадях, уже удалось немного успокоить Иррир и все приличные к месту слова были сказаны, но отряд медлил. Ждали Слава, которого никто не видел со вчерашнего вечера.

Наконец он явился, но не один. Люди успели заметить еще издалека, что он сменил свой наряд на одежду из птичьих перьев, а подле него идет девушка, которую он придерживает за запястье. Подойдя, бывший раб поясно поклонился всадникам.

— Уж простите меня, ежели сможете, — молвил он, — но я решил остаться здесь.

— Да ты что, — не сдержал языка Буян, — с ума сошел? Не выдумывай, собирайся!

Слав покачал головой:

— Знаю, что за слова у тебя с языка рвутся, друг, — мол, родину на мир чужой поменял, а не знаешь того, что сердцу славянскому жизни на чужой земле не будет… Ну да мне и дома бы жизни не дало мое прошлое — никто не ждет меня там, а тут, — он оглянулся на девушку, — тут жена у меня… Дети будут…

Леса в Кощеевой долине встречали путников настороженным молчанием. Все словно знало заранее, кто едет, и обитатели этих мест спешили убраться с дороги. Лес молчал, недобро и настороженно следя за людьми.

С какой бы радостью всадники подняли коней в воздух, чтобы поскорее достичь заветной полянки с истоком живой воды, да нельзя было полетом привлекать внимания сторожевых патрулей Кощея. Они и так распугали всех вокруг — теперь любой шорох означал, что идут люди.

Люди не снимали рук с рукоятей мечей и не расставались с доспехами даже ночью, каждый миг ожидая нападения. Но время шло, а на них никто не нападал.

Означало это одно из двух: либо им удалось обмануть колдуна Кощея и пройти незамеченными, либо он нарочно заманивает своих врагов поближе, чтобы покончить с ними одним ударом.

Защищенные кожаными нагрудниками кони осторожно ступали по высокой пышной траве. Нагрудники защищали грудь лошади от самострелов, хотя никто не знал доподлинно, приказывал ли Кощей установить их. Густые заросли окружали всадников со всех сторон, и нападения можно было ожидать даже из тех кустов, которые ты только что сам проверял копьем.

Границу владений Кощея в джунглях обозначал камень, икусно высеченный в форме черепа. Видно было, что его совсем недавно очистили от лиан и мха.

Путники осторожно объехали камень.

Десять всадников в черном выскочили из-за поворота так стремительно, что не все успели выхватить оружие. Гаральд смог лишь развернуть своего жеребца боком, загораживая собой остальных. Передние всадники налетели на него, сбили лошадь с всадником на землю, но трое из них тоже полетели вверх тормашками. Остальные осадили коней, и это дало славянам шанс выстоять. Они выхватили мечи и ошиблись с всадниками.

Облак нес на себе двоих — вместе с князем ехал оставшийся без лошади Синдбад. Привстав на стременах, мореход из-за плеча резанца выпустил из его лука две стрелы прежде, чем Облак грудью врезался в сбившихся черных всадников. Побывавший во многих битвах, он не нуждался в понуканиях — и в первый же миг его зубы вонзились в шею ближайшего коня. Тот завизжал от боли, завертелся на месте, не слушая седока.

Окровавленные мечи мелькали в лесном полумраке. Бросив повод и сжимая коленями бока коня, Буян бился сразу двумя руками — в левой у него была отобранная у одного из поверженных противников сабля. Отбивая ею прямые удары и отводя оружие противника в сторону, гусляр потом пронзал обезоруженного врага мечом.

Мечислав же пробился к Гаральду и теперь своим конем защищал пешего рыцаря от всадников. Его темно-серый жеребец бил копытами так, что нападавшие не могли заставить своих лошадей приблизиться.

Хуже всех приходилось Властимиру — из-за его спины Синдбаду было почти невозможно прийти ему на помощь — мореход мог только и делать, что защищать спину князя да поглядывать, чтобы тот не промахивался мечом.

Отводя в сторону, как раз под саблю Синдбада, меч очередного врага, князь далеко отдернул свой меч и наугад ткнул им вперед, где, как ему казалось, должен был находиться человек. Лезвие вошло куда-то, повстречав сопротивление — Властимиру приходилось биться в темноте и он знал, что это — сопротивление доспеха из тонких, как пергаменты, пластин бронзы. Сдавленный крик подсказал ему, что меч пробил доспех и достал тело врага, но вырвать оружие он не успел. Кто-то второй подлетел ближе — Властимир уловил тяжелое дыхание лошади и свист рассекающей воздух сабли.

Она должна была опуститься на его голову… Князь приподнял щит и отклонился в сторону.

Косой удар задел шлем, и Властимиру достался только сильный удар по голове. Разжав пальцы и опустив меч, он совсем пригнулся, давая Синдбаду возможность расправиться с врагом.

Над его головой зазвенели сабли, но противники успели обменяться всего одним-двумя ударами, как вдруг нападавший исчез. Синдбад видел, как Буян всадил ему в спину саблю пониже ребер, но не успел сказать об этом — в следующий миг Облак и золотистый жеребец Буяна сшиблись.

— Держись, княже, — послышался бодрый голос гусляра. — Немного осталось!

Один из черных всадников сорвал с плеча готовый к броску аркан и раскрутил петлю.

— Он нужен мне живым! — крикнул Буян.

Петля взвилась в воздух и пала на плечи Мечислава — юноша держался чуть поодаль, и можно было предположить, что остальные не успеют прийти ему на помощь. Не растерявшись, Мечислав крепче сдавил бока коня коленями и, одной рукой схватившись за луку седла, другой поймал аркан и потянул на себя.