А вот как поражение врангелевского десанта виделось с советской стороны. H. E. Какурин отмечает: «28 августа красные войска, в свою очередь, скрытно двинув свой десант в тыл противнику на пароходах по р. Протоке, внезапно овладели ст. Ново-Нижне-Стеблиевской, захватив штаб отряда (генерал Улагай случайно спасся) и внеся полный беспорядок в тыл противника. Его войска начали спешно оставлять фронт, устремляясь на Ачуев. Здесь противник пытался еще удержаться, но 7 сентября был окончательно выбит красными войсками и, в беспорядке погрузившись на суда, отплыл в Керчь».

Командир 2-го Кубанского корпуса В. Г. Науменко описал в дневнике обстоятельства возвращения в Крым:

«Мы ушли с Кубани 24 августа в 6 часов вечера, забрав всё что можно. Оставили несколько сот повозок и до 100 лошадей, для которых не было места на судах. Потеряли мы около 3000 человек (700 убитыми, остальные раненые). Пришли с Кубани в составе больше, чем ушли. Людей было 14 000 (помимо боевых частей, на Кубань направилось большое число сотрудников тыловых учреждений и беженцев, что во многом сковывало действия десанта. — Б. С.), стало 17 000. Лошадей было 4 тысячи, стало около 7. Пушек было 28, стало 36. Из Ачуева войска перевезли в Керчь, Бабиева направили в Северную Таврию, Кубанское правительство в Феодосию».

Не все офицеры разделяли точку зрения Петра Николаевича на причины неудачи операции. Генерал Науменко после аудиенции у главнокомандующего сделал дневниковую запись: «27 августа выехал из Керчи в Севастополь. Утром был у Врангеля. Принял любезно, но с озабоченным видом. Главную причину неудачи на Кубани он приписывает неправильным действиям Улагая. Я с ним не согласился и указал на то, что главнейшей причиной считаю неудовлетворительную подготовку со стороны штаба Главнокомандующего».

А в сентябре Науменко с горечью отметил: «Обдумав положение кубанского вопроса и отношение к нему главного командования, пришел к выводу, что Иванис (глава правительства Кубани, исполнявший обязанности кубанского атамана. — Б. С.) главному командованию выгоден, при нем они надеются взять казачество в свои руки. Обращают внимание подробности: Улагая держат в тени, Ткачева как атамана считают совершенно невозможным. Меня к делу организации не допускают».

Действительно, с самого момента высадки десанта было ясно, что ни о каком реальном самоуправлении казачьих областей речь не идет. Генерал Черепов объявил в станице Анапской, что не будет ни «кругов», ни «рад», а будет твердая власть, после чего 400 присоединившихся, было, к белым казаков сразу же ушли в горы.

Науменко был прав, когда основную вину за неудачу десантной операции возлагал не на Улагая, а на Врангеля. Именно главнокомандующий позволил отправиться для участия в десантировании более чем десяти тысячам беженцев и сотрудников тыловых служб, что во многом сковало действия боевых частей. Именно он сообщил о намерении организовать рейд на Кубань слишком большому числу лиц, так что красные узнали о нем заблаговременно и успели стянуть силы для противодействия Улагаю, обеспечив себе четырех-пятикратное численное превосходство. Кубань и Крым разделяет лишь узкий Керченский пролив. При желании можно было высадить на Кубани несколько небольших партий разведчиков, чтобы узнать, каковы на самом деле настроения казачества. В этом случае, возможно, вопрос о высадке десанта отпал бы, поскольку выяснилось бы, что большинство казаков отнюдь не собираются становиться под врангелевские знамена. Но барону очень хотелось создать на юге России некое подобие жизнеспособного государства. Если бы удалось овладеть Кубанью, шансы на создание такого мини-государства существенно выросли бы. И Петру Николаевичу очень хотелось верить, что кубанское казачество сразу же поднимется против большевиков, стоит только десанту высадиться на Кубани. Если бы десант был более многочисленным, в 10–15 тысяч бойцов, возможно, он продержался бы дольше, но всё равно не смог бы поднять казаков. К тому же обстановка в Северной Таврии не позволяла послать на Кубань подкрепления. Врангель писал в мемуарах: «…в случае первоначальных крупных успехов и захвата богатых областей Северного Кавказа мы могли бы, оттянув войска к перешейкам Крыма и закрепившись здесь, направить большую часть сил для закрепления и развития достигнутых на востоке успехов». Однако на практике это вряд ли было возможно. Ведь в этом случае мощная группировка красных из Северной Таврии наверняка ударила бы по крымским перешейкам и легко ворвалась в Крым. А потерять Крым, свою операционную базу, Врангель никак не мог. Эвакуация же оттуда на Кубань всех войск, запасов и беженцев должна была занять слишком много времени, которого красные Врангелю попросту не дали бы.

Науменко был прав также в том, что Врангель не спешил заменить на посту кубанского войскового атамана непопулярного Иваниса каким-нибудь боевым и популярным генералом, мотивируя это невозможностью созвать Раду. А раз не было выдвинуто ни привлекательных для казаков политических лозунгов, ни притягательной фигуры кубанского атамана, то рассчитывать на широкое казацкое восстание не приходилось. Врангель же, вероятно, опасался, что если кубанским атаманам станет Улагай, Науменко или Бабиев, то он сможет конкурировать с главнокомандующим во влиянии на войска, тем более что в случае занятия белыми Кубани, скорее всего, в составе Русской армии стали бы преобладать кубанские казаки.

Наверное, если бы Врангель имел достоверную информацию насчет настроений кубанского казачества, он бы отказался от проведения операции. Наилучшим вариантом действий была бы имитация подготовки крупного десанта на Кубань, чтобы заставить красных держать там значительные силы, которые в противном случае могли оказаться в Северной Таврии.

Наркомвоенмор Троцкий в интервью, данном 19 августа (1 сентября) по случаю ликвидации улагаевского десанта, с удовлетворением констатировал: «Врангель действительно надеялся на присоединение кубанцев и донцов и доставил туда довольно большие военные запасы для предстоящих формирований. Этих запасов было до 50 вагонов. Я могу говорить об этом с достаточной точностью, потому что нам пришлось вывозить запасы с побережья Ахтари именно в вагонах, после того как мы овладели базой десанта. Ни кубанцы, ни донцы не примкнули к десанту. Путем хорошо задуманного и прекрасно выполненного маневра десанту был нанесен смертельный удар, причем мы почти не понесли жертв… Словом, если врангелевский десант что-либо обнаружил, то именно незыблемость нашей позиции на Северном Кавказе. Тем самым врангелевская империя сводится к пределам части бывшего Крымского ханства. Но мы твердо рассчитываем, что господину Мильерану придется скоро отказаться от мечты иметь в Крыму вассального русско-немецкого хана».

Кубанский десант в итоге принес белым больше вреда, чем пользы. Удалось получить пополнение — около четырех тысяч казаков. Но в Северной Таврии, где в тот момент шли ожесточенные бои за Каховский плацдарм, остро ощущалась нехватка тех пяти тысяч бойцов, в том числе более двух тысяч кавалеристов, отправленных на Кубань.

В районе Берислав — Каховка (в 82 километрах от Перекопа) красные сконцентрировали Латышскую, 15-ю и 51-ю дивизии, которые 25 июля (7 августа) переправились через Днепр у Каховки и Алешок и, оттеснив корпус Слащева, оказались всего в 25 километрах от Перекопа.