«Досих пор еще никто не оскорблял меня, мисс Мильрой, без того, чтобы рано или поздно не раскаяться в этом горько, – сказала она. – Вы горько раскаетесь в этом». Гувернантка с минуту молча смотрела на свою ученицу, а потом вышла из комнаты. Мисс Нили, кажется, почувствовала обвинение, брошенное ей относительно вас, гораздо сильнее, чем угрозу мисс Гуилт. Она уже знала, как знали все в доме, что какие-то неизвестные ваши розыски в Лондоне заставили мисс Гуилт добровольно отказаться от своего места. И мисс Нили сделала теперь заключение из слов, сказанных ей, что мисс Гуилт думает, будто она заставила вас пуститься в эти розыски для того, чтобы выиграть самой и унизить свою гувернантку в ваших глазах… Позвольте, сэр, позвольте! Я еще не кончил. Как только мисс Нили пришла в себя, она отправилась наверх поговорить с миссис Мильрой. Гнусное обвинение мисс Гуилт оскорбило ее, и она пошла к матери за разъяснением и советом. Она не получила ни того, ни другого. Миссис Мильрой заявила, что она слишком больна для того, чтобы разговаривать об этом, и до сих пор считает себя слишком больною для того, чтобы об этом говорить. Мисс Нили тогда обратилась к своему отцу. Майор остановил ее, как только ваше имя сорвалось с ее языка. Он объявил, что не хочет слышать о вас ни от кого в своем доме. До сих пор она ничего не знала – не знала, каким образом мисс Гуилт перетолковывает ее поступки, или в какую ложь о ней, может быть, вы могли поверить. В мои лета и в моей профессии я не отличаюсь какой-то мягкостью сердца, но я думаю, мистер Армадэль, что положение мисс Нили заслуживает нашего сочувствия.

– Я все сделаю, чтобы помочь ей! – пылко заявил Аллан. – Вы не знаете, мистер Педгифт, какую причину имею я… – Он спохватился и в замешательстве повторил свои же слова: – Я сделаю все… все на свете, чтобы помочь ей.

– Вы действительно так думаете, мистер Армадэль? Извините за мой совет, но вы можете весьма конкретно помочь мисс Нили, если захотите.

– Как? – спросил Аллан. – Только скажите мне – как?

– Уполномочив меня, сэр, защитить ее от мисс Гуилт.

Пустив таким образом эту стрелу в своего клиента, благоразумный стряпчий подождал, какое действие произведет сказанное, прежде чем продолжать говорить. Лицо Аллана омрачилось, и он тревожно заерзал на стуле.

– С вашим сыном трудно иметь дело, мистер Педгифт, – сказал он, – а с вами еще труднее, чем с вашим сыном.

– Благодарю вас, сэр, – отвечал находчивый Педгифт, – от имени моего сына и от моего за прекрасный комплимент нашей фирме. Если вы непременно желаете помочь мисс Нили, – продолжал он более серьезным тоном, – я подсказал вам способ. Вы ничего не можете сделать, чтобы успокоить ее, более того, что я уже сделал. Как только я уверил мисс, что у вас и в мыслях не было так истолковывать ее поведение, она ушла довольная. Прощальная угроза ее гувернантки, возможно, не осталась у нее в памяти, а я должен твердо сказать вам, мистер Армадэль, что в моей памяти она осталась. Вы знаете мое мнение о мисс Гуилт, видели сами, что мисс Гуилт сделала сегодня, так что мое мнение оказалось верным даже в ваших глазах. Могу я спросить, думаете ли вы после всего случившегося, что эта женщина может ограничиться только пустыми угрозами?

На этот вопрос Аллану трудно было отвечать. Упорно отодвигаемый с той позиции, которую он занимал в начале свидания, неопровержимыми фактами, Аллан в первый раз начал обнаруживать признаки того, что он готов уступить в предлагаемых действиях в отношении мисс Гуилт.

– Разве нет другого способа защитить мисс Мильрой, кроме того, о котором упомянули вы? – спросил он с беспокойством.

– Вы думаете, что майор послушает вас, если вы с ним поговорите? – саркастически спросил Педгифт-старший. – Я даже уверен, что он меня не удостоит своим вниманием, или, может быть, вы предпочитаете испугать мисс Нили, сказав ей прямо, что мы оба находим ее в опасности? Или уж не послать ли вам меня к мисс Гуилт уведомить ее, что она отнеслась к своей ученице жестоко и несправедливо? Вы считаете, что женщины расположены слушаться рассудка и так готовы изменить свое мнение друг о друге после убеждений посторонних, особенно когда одна женщина думает, что другая разрушила ее планы на выгодный брак? Тогда посылайте, а обо мне не думайте, мистер Армадэль: я только непромокаемый стряпчий и могу выдержать еще один проливной дождь слез мисс Гуилт.

– Черт побери, мистер Педгифт! Скажите мне прямо, что вы хотите, чтоб я сделал? – закричал Аллан, выйдя из себя.

– Сказать прямо, мистер Армадэль, я хочу, чтобы за поступками мисс Гуилт наблюдали тайно, пока она останется здесь. Я могу найти человека, который будет присматривать за нею деликатно и осторожно. Я согласен даже прекратить через неделю этот безвредный надзор за ней, если не окажется причины продолжать его. Я делаю это предложение, сэр, в интересах мисс Мильрой и жду вашего ответа: да или нет.

– Не могу ли я немного подумать? – спросил Аллан, не придумав другого способа добиться отсрочки.

– Конечно, мистер Армадэль. Но не забывайте, что, пока вы будете думать, мисс Мильрой может пойти гулять в вашем парке одна, не подозревая никакой опасности, и что мисс Гуилт совершенно свободно может воспользоваться этим обстоятельством, если только это будет угодно мисс Гуилт.

– Делайте как хотите! – с огорчением воскликнул Аллан. – И, ради бога, не мучьте меня более!

Народное предубеждение к профессии юриста может опровергать благородство служителей Фемиды во многих вопросах, но эта профессия практически христианская в одном отношении по крайней мере: из всего огромного запаса умных ответов, готовых для клиентов стряпчего, ни один так скоро не слетает с губ, как «кроткий ответ, успокаивающий гнев».

Педгифт-старший в данной ситуации вскочил на ноги с проворством юноши, но распрощался с благоразумием старости.

– Очень вам благодарен, сэр, – сказал он, – за внимание, которым вы удостоили меня. Поздравляю вас с вашим решением и желаю вам доброго вечера.

На этот раз знаменательная табакерка не находилась в его руках, когда он отворил дверь, и стряпчий действительно ушел, не возвращаясь для второго постскриптума.

Голова Аллана склонилась на грудь, когда он остался один.

«Если бы поскорее кончилась эта неделя! – думал он с тоскою. – Если бы Мидуинтер вернулся!»

Когда эти слова сорвались с губ клиента, стряпчий весело садился в свою двуколку.

– Беги