Печаль, что может сломить дух человека.

– Косотер, – прошептал он.

Впервые она услышала, как Клирик позвал Капитана по имени. От этого по коже побежали мурашки. Капитан проснулся и сел напротив Нелюдя. Она видела, как поблескивают звезды на его побитой кольчуге. Волосы лежат спутанной массой в ложбинке спины, вокруг заплетенной косы по обычаю благородной касты.

Она уже знает, что здравомыслие Клирика не постоянная вещь, что оно то прибывает, то убывает, словно приливы и отливы, в соответствии с собственным беспорядочным ритмом. Но о роли тут Капитана можно только догадываться.

Дрожь сотрясает тело Нелюдя.

– Я… я борюсь.

– Хорошо.

В голосе Капитана слышалась нехарактерная для него мягкость, рожденная скорее пристрастием к колдовским силам, чем нежностью.

– Кто… Кто эти люди?

– Твои дети.

– Что? Что это?

– Ты готовишься.

Нелюдь снова повесил лысую голову на грудь.

– Готовлюсь к чему? Что за язык, на котором я говорю? Как я выучил этот язык?

– Ты готовишься.

– Готовлюсь?

– Да. Чтобы вспомнить.

Клирик поднял лицо к мрачной фигуре, сидящей перед ним. Тут вдруг темный взгляд Клирика через плечо Капитана находит глаза Мимары, которая делала вид, что спит.

– Да… – сказали белые губы, шевелясь в неверном свете звезд. – Они напоминают мне…

Капитан повернулся в сторону его взгляда, на мгновение явив свой суровый профиль.

– Да… Они напоминают о тех, кого ты когда-то любил.

Лорд Косотер поднялся на ноги, а затем поволок Клирика во тьму, против ветра.

Эти реплики потревожили ее, но не больше, чем, например, новости о растущем голоде в далеком царстве, а не как перед подступающей угрозой. Она вспоминает описание Акхеймионом Эрратиков – нелюдей, у которых сначала исчезают их воспоминания об обычной жизни, оставляя лишь островки ярких зрелищ в душе, которая застыла в неразберихе, утратив основу. Затем пропадают воспоминания, помогающие примириться с утратой, а сами утраты и боль не забываются, Эрратики живут как в тумане, пока все радости любви не сотрутся, лишь тени этих чувств остаются навечно.

Так вот в чем дело, понимает Мимара. Вот та ставка, которую Капитан хочет сделать. Клирик накапливает силы, и лорд Косотер предлагает ему воспоминания. Людей, чтобы их любить. Людей, чтобы их уничтожить…

Людей, чтобы помнить.

И все же лорд Косотер – это заудунианин, ярый приверженец ее отчима. Иначе зачем бы он защищал ее от срамных вожделений остальных? И если он заудунианин, то он никогда не поставит свою экспедицию под угрозу… Если, конечно, аспект-император не прикажет ему.

Она понимает, сделка с Инкариолом может быть обманом. Если это так, Капитан играет в смертельную игру.

Как одна из Немногих, Мимара привыкла не особенно прислушиваться к магическому зрению. Но Знак Клирика, многовековой опыт магии, столь глубоко впечатан в его душу, так уродлив, что разрывает ее, неся на себе шрамы его бесчисленных преступлений против созидания. Добавьте к этому его неоспоримую внешнюю красоту – иногда кажется, что от такого противоречия глаза полезут из орбит. Даже если бы она не видела, как он пробивался через ходы в глубинах Кил-Ауджаса или под мрачным пологом пустошей Меорна, его могущество было бы неоспоримо.

Эх, если бы он направил это могущество, чтобы уничтожить Шкуродеров…

Только Акхеймион мог противостоять ему, если бы с него сняли кляп.

Отряд продолжает свой путь, а бесконечные просторы земли и неба подчеркивают его малость и ничтожность. Различимые черты местности делают ее еще более печальной, будто стоявшие тут некогда горы разбили в груды красноватого камня с далеко распростершимися увалами. Небо заполняют медленно плывущие облачные караваны, обещающие пролиться дождем, но так и не выполняющие обещания. Она часто погружается в них взором, измеряя облачные вершины и провалы, удивляясь, как там образуются слои, которые крутятся в противоположных направлениях и затягивают в белое небытие просверки синевы.

Колдун бредет, спотыкаясь, с кляпом во рту и связанными руками, и с ненавистью поглядывает на всех, кроме нее.

Выживи, Мимара! Забудь обо мне.

Не один день проходит, прежде чем получается восстановить последовательность событий. Важные сведения удается узнать от Сарла. Тот рассказал, как лорд Косотер, известный своей жестокостью и военным рвением, обратил на себя внимание аспект-императора во время Объединительных войн. Как ему было обещано особое прощение шрайи не кем иным, как ее дядей Майтанетом за организацию отряда скальперов в окрестностях Гунореала – откуда он мог без труда навещать колдуна.

– Он – порождение Преисподней, – как бы по секрету сообщает безумец, радостно сияя и жмурясь, как от удовольствия. – Точно, порождение Преисподней, наш Капитан. И сам знает это. Хо-хо, еще бы ему не знать. И он собирается получить с твоего гурвикки плату… – Тут он приоткрывает щелочки глаз, словно испугавшись чего-то. – Доставить его в рай!

– Но каким образом? – возражает она.

– Все он! – хихикает сумасшедший. – Он! Аспект-император все знает…

Мимара собственными глазами видела плоды трудов чародея за двадцать лет затворничества в глуши. Когда Акхеймион покинул башню, она протолкалась через его рабов и вошла в комнату, служившую ему жилищем. Она ожидала быть испепеленной колдовским огнем. Следы чар были ощутимы, но никаких запирающих Заклятий не было… Видимо, чтобы не повредить невзначай ребятишкам рабов.

Вначале она почти ничего не могла разглядеть, кроме огненной солнечной окантовки закрытого ставнями окна, возле которого девушка впервые увидела колдуна. Запах тут стоял резкий, но на удивление сухой и уютный. Наконец глаза привыкли и различили в полутьме волчьи шкуры на стенах и потолке. Грубо сколоченную кровать. И плоды многолетнего труда.

Множество исписанных страниц. Разбросанных. Сложенных в покосившиеся стопки. Свернутых в свитки, которые лежали повсюду грудами. Сны, один за другим, были записаны тут чернилами и пронумерованы. Все кругом пронумеровано. А потом выстроено в возможные последовательности. И теории. Сесватха то, Сесватха это. Масса подробностей, которые ей ни за что не расшифровать, и уж тем более – не запомнить.

Из всех записей, которые она просмотрела, лишь одна задержалась в памяти – та, что вышла из-под пера старого чародея последней, которая послала ее в погоню за ним. Она вернулась. Из всех на свете!

Я наконец поняла.

«Она» написал колдун. Она… Эсменет.

Мать.

Мимара рассуждает: если уж ей самой удалось так просто проникнуть в башню колдуна, то отчиму это вообще труда бы не составило. Она почти воочию видит, как аспект-император ступает туда из вспышки бело-голубого света. И наблюдает, как его лицо, всегда такое отрешенное, такое пугающее, обводит взглядом неприбранную комнату. Что может подумать бог, глядя на пожитки старого своего наставника, не забытой первой любви его жены?