— Люблю, конечно! А к чему ты это?

— Любишь, а сам бросил ее там, торчишь тут, дурак, со мной… К ней иди, а то там Илья, и он ей кузен! И помоложе тебя! — подначивал Есенин.

— Действительно, чего мы здесь, пошли! Допивай, и пошли!

— А-а-а… испугался! — засмеялся Есенин. — Ладно, не боись: Катька девка честная! Однолюбка!.. Не то что я. Нет я, конечно, тоже однолюб… но… но… раз-но-ёб! — отчаянно покачал он головой. Наседкин тоже захохотал:

— Что есть, Сергун, то есть: из песни слова не выбросишь!

— Ладно, иди, я сейчас, допью только!

Наседкин ушел, а Есенин метнулся в прихожую, тихо оделся и, так же тихо открыв входную дверь, вышел из квартиры.

— Сергей! Сергей! — позвала Софья, выходя из столовой.

Она прошла на кухню, заглянула в туалет, ванную и вернулась в столовую.

— Сергей сбежал! — прошептала она, опускаясь на стул. — Как я устала! Я… я ненавижу его! Ненавижу-у-у! — прокричала она сквозь слезы. Сейчас только боль и гнев бушевали в ее сердце. — Он действительно сходит с ума! Я дважды заставала его пьяным, в цилиндре и с тростью, перед большим зеркалом в прихожей. Он разговаривал со своим отражением, замахивался на него тростью! Это так страшно! Страшно!

— Успокойся, Соня!.. Он просто, видимо, продолжает работать над «Черным человеком». А такое творчество требует колоссальной самоотдачи… — Наседкин хотел привести еще какие-то доводы, но совсем запутался. — Катя! Налей ей валерьянки… А мы с Ильей пойдем за Сергеем… Пошли, телохранитель, кинжал только здесь оставь.

Катя подошла к Софье, помогла ей подняться и уложила на диван, а Илья с Наседкиным, одеваясь на ходу, уже мчались вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

Илья первый нагнал Есенина, когда тот уже поворачивал за угол.

— Стой, брательник! Я с тобой!

Есенин обернулся на ходу.

— А, это ты!.. Чего тебе?

— Подожди, Вася вон бежит! Вместе пойдем! — придержал он Есенина за руку. Подбежал, запыхавшись, Наседкин:

— Ты куда, Сергей? Вернись! У Софьи истерика… ей плохо!

Есенин, покачиваясь, немного постоял, словно раздумывая, как ему поступить, и, не говоря ни слова, пошел дальше.

— Нет, не загонишь его обратно, упрямый, черт, — незлобно ругнулся Илья и зашагал следом.

— Что делать-то, Илья? Уже третий час ночи, дождь начинается, а он пьяный, — спросил Наседкин, поравнявшись с Ильей.

— Ты иди домой, а я с ним. Пошатаемся, пока не протрезвеет. Да мне не впервой, а ты иди…

— Иди! — передразнил его Наседкин. — Вернусь один. Катя меня на порог не пустит, а может, что и похуже. Нет уж, я с вами… — Он зябко поежился и, поглядев на небо, поднял воротник.

— Ему главное не перечить, когда он такой… — рассуждал Илья. — Потом всегда винится, а теперь лучше поддакивать!.. Брательник, мы куда теперь? — весело крикнул он вслед Есенину.

— К Изадоре! — бросил тот через плечо.

Илья с Наседкиным недоуменно переглянулись.

— А чё? Здорово! У нее и выпить, наверное, найдется? А? Братка?

— И выпить найдется! — весело ответил Есенин.

— Не знаю только, примет ли она нас! Уже поздно! — поддержал Наседкин Илью.

— Для меня никогда не поздно! — хвастливо отозвался Есенин.

Они прошли по Остоженке и свернули переулком на Пречистенку. Есенин был сильно пьян, но заплетающиеся ноги, казалось, сами привели его к дому, где жил он когда-то со своей Изадорой, с которой официально так и не был еще разведен. Стоя перед особняком, он удивленно глядел на черные окна. Обычно хотя бы в одном окне, в спальне, горел мягкий зеленый свет, который оставляла для него Айседора. На него, как на спасительный маяк, всегда возвращался Есенин, какая бы буря его ни трепала. А сейчас дом словно вымер!

— Спит, наверное! Наплясалась и спит! — виновато поглядел Есенин на друзей. — Ничего, разбудим! — Он подошел к дому и стал барабанить кулаком в дверь, потом повернулся и стал грохать в дверь каблуком.

Илья с Наседкиным с опаской поглядывали по сторонам, боясь, как бы не нагрянула милиция. Еще, чего доброго, арестуют!

— Стой, Сергей, идет кто-то! — крикнул Илья.

Есенин остановился. Действительно, послышались шаркающие шаги, и заспанный голос спросил:

— Кто тут? Чего надо?

— Открывай! К Изадоре мы! К Дункан! — пнул Есенин дверь ногой.

— Не пущу! Нету никого дома! А Дунканша с детишками на Кавказ уехали, плясать! Так что приходите, коли возвернется!

Есенин с досадой опять пнул ногой дверь.

— А будете фулюганить, милицию позову! — Из-за двери раздался милицейский свисток.

Есенин отошел от двери.

— Картина Репина «Не ждали», — растерянно улыбнулся он.

— Все к лучшему! — обрадовался Наседкин. — Пошли-ка мы тогда домой! Там Софья с Катькой ждут. Пошли, Сергей! — Он взял Есенина за локоть, но тот резко отдернул руку и отступил, пятясь.

— На хер! Не вернусь! Пусть не ждет! — Он мрачно посмотрел в одну сторону, в другую и махнул рукой куда-то в сторону Тверской.

— Пошли!.. — согласно кивнул Илья, подхватив его под руку. — А ты, Вася, идешь?

— А куда мне деваться? Мне без него домой дорога заказана. — Наседкин еще выше поднял воротник пальто и зашагал следом за братьями.

Дорогой им посчастливилось встретить пролетку. Усевшись, Есенин приказал везти их на Курский вокзал.

«Неужели ехать куда собрался?» — с тревогой подумал Наседкин и вопросительно поглядел на Илью, но Илья догадался, о чем он подумал, и в ответ только пожал плечами, как бы говоря: «Что будет, то и будет!.. Я с ним!»

Расплатившись с извозчиком, Есенин вылез из коляски и решительно зашагал по железнодорожным путям. Не пройдя и нескольких шагов, он сильно споткнулся и чуть было не упал, не поддержи его вовремя Илья.

— Куда мы, Сергей? — спросил Наседкин, когда они отошли уже далеко от вокзала. — Темень какая…

— Не бзди, Вася! Уже пришли. Вон, видишь, на запасном пути вагон стоит?.. Колобова это вагон… Гришки, друга моего. Он большая шишка в наркомате путей сообщения. Я с ним в этом вагоне по стране ездил. Ростов, Харьков… Стихи читал!

Было темно, только в окошке проводника горел тусклый свет.

Есенин постучал в дверь.

— Эй! Открывай ворота! — крикнул он.

— Кто там еще? Кого нелегкая принесла ни свет ни заря?

— Открывай, свои!

— Свои у нас дома! — огрызнулся проводник.