Монумент молодого Генерала Вольфа, убитого в последнюю войну, в Америке, отменно хорошо выработан из белого мрамора. Правительству стоит он больше ста тысяч рублей на наши деньги.

Между монументами богатых людей приметил я два. Один молодой девицы, которая, уколовши себе палец, изошла кровью, и оттого умерла. Она изображена во весь рост. Другой представляет жену в руках своего мужа. Он старается отвратить стрелу, которую пускает в нее смерть, выходящая из пещеры, которая представлена под их ногами. Работа отменно хороша.~~~

П. И. Макаров.

15 августа 1795 года.

Колумбовы спутники, увидя Америку, кричали: берег! берег!, а я, приближаясь к Лондону, твердил тихонько: Лондон! Лондон!

Наслышка и чтение приучили меня с ребяческих лет моих представлять себе сей город царем других городов, образцем всего хорошего, и сценою великих романических приключений.

Мы подъехали почти к самым воротам Лондона – и глаза мои искали Лондона. Я оглядывался на всех своих товарищей, и с духом беспокойным спрашивал: «Не это ли вторая Столица мира?»

Лондон, лежащий на плоском месте – покрытый вечным туманом – не радует издали взоров путешественника. – Я проехал несколько улиц, и не видал ни одного великолепного здания. – Сердце мое упало. Вообразите нещастного, который вместе с пробуждением теряет одним разом все милыя мечты свои: – я похож был на сего нещастного.

Привезли меня в маленькой трактир – на улице Пикаделли – два шага от Геймаркета[342].

Прежде всего надлежало нанять лон-лакея[343]: это стоит нашими деньгами два рубля в день.

Потом надобно было надеть на себя с ног до головы все новое – и чрез час явились у меня[344] башмаки, чулки, галстук, шляпа, и пр., кроме трости, с которою в Лондоне не ходят.

Важные, глубокомысленные англичане столько привязаны к моде, что смеются над бедным иностранцем, если он покажется на их улицах в том наряде, в котором приехал, хотя бы фрак его был скроен рукою славнейшего Парижского портного. – Здесь малейшее отступление от обычая, в рассуждении одежды, почитается в обществе непростительною виною.

Я хотел, севодни же идти смотреть город, но дорога чрезвычайно меня утомила: принужден, не дождавшись вечера, лечь спать. Прощайте, друзья мои! завтра напишу еще что-нибудь.

16 Августа.

Лондон город преобширной! – мало сказать преобширной, беспредельной – пропасть, которая должна со временем поглотить всю Англию! – Представьте себе два города и несколько деревень, которыя, беспрестанно распространяясь, напоследок сближились и составили один Лондон. С тех пор сей город страшно прибавляется. Лет сорок тому назад не было в нем и тридцати тысяч домов; а ныне более ста тысяч – и слишком милион жителей!! Что из него наконец выдет? Большие столицы великое зло в Государстве. Лондон окружностью почти равен с Москвою; и нет пустырей, и все домы под одну кровлю. Вероятно ли вам покажется, что в сем городе трактиров под разными названиями, и вообще всех публичных мест, где за деньги едят и пьют, более шести тысяч? и что почтовых Контор в разных местах есть до трех сот? Словом сказать: Лондон превосходит величиною все города в свете, и даже Париж. – Но кто хочет наслаждаться жизнию, тому надобно жить в Париже, а не в Лондоне.

До девяти часов утра в трактире моем все еще спали; и я принужден был, дожидаясь других, сидеть как арестант в своей комнате: таков образ жизни в Англии! редкой дом найдешь, где бы вставали прежде; ремесленники даже начинают работать очень поздно, и то прежде позавтракав хорошенько. Обедают в мещанских домах в два часа, в купеческих в три, в четыре и позже, а в знатных никогда прежде пяти.

В одиннадцать часов я был уже на улице.

Лучший способ ходить по Лондону, пока еще не узнал его, есть купить план города; что я и сделал. Здесь не возможно заплутаться; одна преширокая улица, называемая Оксфорт-стрит[345], которая простирается во всю длину города, меняя свое название от расстояния до расстояния, и множество прекрасных регулярных площадей, всегда выведут на дорогу. Везде для пешеходцев плиты, на которые ни один извощик не смеет взъехать, естьли не хочет, чтобы народ изуродовал его. – В Лондоне, кажется, все внимание обращено на выгоду людей небогатых.

Строение не хорошо; нет таких зданий, как в Париже, или в Петербурге; нет огромных домов, даже Дворец Королевской кажется снаружи конюшнею. Домы все кирпичные, очень гладко складены, ничем не обмазаны, построены на скорую руку, и весьма не прочно; обыкновенная высота их два этажа, редко три, и никогда более. Крыльца все с улицы; кареты не взъезжают на двор. Наружныя створчатыя двери всегда изнутри заперты; кто придет, тому надобно стукнуть превеликим медным кольцом, которое висит на дверях, и служит вместо колокольчика. Слуге не позволяется стукнуть более одного раза, всякому другому более двух раз, а хозяин возвещает свое пришествие троекратным ударением.

Но естьли в Лондоне бедны домы – разумеется, бедны для Лондона – то напротив того улицы прекрасны: все чрезвычайно широки (по крайней мере в новых частях), все прямы, исключая старого города; все вымощены чрезвычайно хорошо, и оттого ни в какое время не бывают очень грязны. Здесь под всяким домом видишь лавки с большими стеклянными дверьми, всегда по вечерам освещенные богатыми хрустальными паникадилами, или жирандолями – лавки, в которых товары с превеликим искусством все выложены напоказ; особливо серебряныя и стальныя вещи делают и при сиянии солнца и при освещении ночном прекрасной вид! блеск обработанного металла ослепляет зрение. А как при том улицы уставлены фонарями, и наполнены во всякое время пешеходцами мущинами и женщинами – весьма чисто одетыми, а особливо весьма чисто обутыми – то вся сия совокупность представляет картину поразительного великолепия.

Надобно путешествовать, чтобы не иметь предубеждений. Руской, которой не выезжал из своего отечества, уверен, что Петербург прекраснее всех городов на свете. Я сам так думал, но Лондон меня переуверил.

Я уже успел видеть на здешних улицах одну из любимых сцен Англинского народа, драку, или лучше сказать кулачной поединок: сцена отвратительная для всякого благонравного и чувствительного человека! Избитого снесли с места замертво. Полиция не имеет власти удерживать таких драк, лишь только бы бойцы не имели при себе никакого оружия, кроме рук своих: это одна из привилегий Англинской вольности – одна, на которую Министры не нападают.