Тиберий разъярился из-за собственного промаха и потребовал подать ему другое копье. Но попасть в кабана, мечущегося по арене, было невозможно, пальцы к тому же нестерпимо болели, однако он не сдавался и продолжал требовать новые копья. На все увещевания Харикла, всерьез разволновавшегося, он отвечал грубостью и приказал врачу убраться с трибуны.

Наконец копье выпало из онемевшей руки, и Тиберия поспешно унесли подбежавшие рабы. Однако цезарь нашел силы продолжить торжества. За обедом у него неожиданно возникла резкая боль в боку, но, превозмогая ее, он продолжал пить и ругать Харикла. Юния с Авлом Вителлием вынуждены были много петь и терпеть плохое настроение цезаря, который прерывал их без конца, требуя то веселых, то грустных песен. Калигула и Силан сильно напились и уснули прямо на обеденных ложах.

Тиберий еще во время пира неожиданно потребовал готовить повозки, и они выехали ранним утром под пение петухов. Но остановки стали все более частыми – цезарю было совсем плохо. Простуда, подхваченная в Астуре, еще более усилилась, и Харикл, подкупленный Гаем Цезарем, сообщил, что болезнь перекинулась на печень, оттого и участились резкие приступы боли в правом боку.

В конце концов процессия добралась до Мизена, откуда уже виднелся берег благословенного острова. Но на море штормило, и, к неудовольствию Тиберия, пересечь залив было нельзя, поэтому пришлось остановиться на великолепной вилле, ранее принадлежавшей Лукуллу.

Не желая мириться со слабостью, Тиберий приказал устроить большой пир. Сам он много пил и ел, пока бледные щеки не покрылись красными пятнами: он чрезмерно часто прикладывался к чаше с едва разбавленным вином. Но веселье было натянутым, несмотря на то что гостей развлекали лучшие танцовщицы и актеры Мизена.

Калигула поймал в коридоре Харикла и сунул ему в руку кошель с денариями:

– Скажи, лекарь, Тиберию вправду стало легче?

– Не думаю. – Харикл важно покачал лысой головой. – Вино приободрило его дух и заставило позабыть о боли, что ножом режет правый бок. Печень его сильно поражена от пьянства, а простуда из-за восточного ветра только усилила болезнь. Но я не знаю, – добавил он, поймав испытующий взгляд Калигулы, – сколько он еще протянет. Тиберий крепок телом, да и я хорошо лечу его.

Гая передернуло от спеси, с которой Харикл это произнес. Не сдержавшись, он схватил врача за тогу и прошипел:

– Я не за то плачу тебе деньги, чтобы ты хорошо исполнял свои обязанности. Узнай, как себя чувствует старик.

Харикл быстро отпрянул и поспешно зашел в триклиний. Около полуночи он поднялся из-за стола и попросил Тиберия дозволить ему удалиться ранее окончания пиршества. Цезарь милостиво кивнул.

Но Харикл просчитался, пытаясь обмануть хитреца. Когда он взял руку цезаря для почтительного поцелуя, Тиберий догадался, что лекарь щупает в ней биение крови. Это разозлило его, и он грубо повелел Хариклу вернуться к столу и приказал всем не расходится до утра.

Воспользовавшись наступившей тишиной, пока актеры надевали маски под слабую мелодию свирелей, а рабы меняли блюда, Макрон подсел поближе к Тиберию:

– Я прошу тебя, цезарь, дать свое решение сенату относительно подсудимых, ожидающих суда по делу Альбуциллы. Среди сенаторов ходят толки, что процесс затеян из-за моих происков, направленных против Аррунция. Обвинитель Домиций Афр обеспокоен народным возмущением.

– А к чему ты выпустил Агенобарба под домашний арест? – язвительно спросил цезарь.

– Он готовит речь в свою защиту, никто не берется представлять его интересы в суде. У него больше врагов, чем друзей. Но мне докладывали, что он ведет себя смирно и не покидает дом. – Макрона не смутил неожиданный вопрос Тиберия.

– Я отдам необходимые распоряжения, едва вернусь на Капри. И давай закончим этот разговор. – Тиберий вяло махнул рукой.

Макрон разочарованно отошел.

На сцене маленькая гречанка нараспев читала строки из Гомера, перебирая струны кифары. Ее слабый голос заглушали пьяные выкрики гостей, требующих танцовщиц. Калигула уже спал, разметав руки. Пьяный Силан о чем-то спорил с дочерью. Макрон с нежностью посмотрел на Клавдиллу. Она выглядела уставшей, темные тени легли под глазами, она едва отвечала Силану, теребившему рукав ее столы.

Юния почувствовала, что он смотрит на нее, и слабо улыбнулась в ответ. Сделала едва уловимый знак глазами, Макрон вышел и притаился за занавесом у входа в триклиний.

Его чуткое ухо вскоре уловило ее легкие шаги и шелест столы, но еще ранее он ощутил дивный аромат, которым пахла только она – прекраснейшая из римлянок. Она пробежала мимо, даже не заметив, где он спрятался, и проследовала к маленькой беседке в саду.

– Любой соглядатай выследил бы тебя, божественная, – смеясь, сказал Макрон, появившись следом.

– Почему? – ответила она на его смех, и тонкие руки нежно обвились вокруг мощной шеи. – Я соскучилась.

Он подхватил ее на руки и жадно поцеловал раскрытые губки.

– Подожди, подожди же! – Она попыталась отстраниться. – Нас могут увидеть. Калигула хоть и спит пьяный, но кто-нибудь может услужливо прервать его крепкий сон. О чем вы говорили на Аппиевой дороге?

Макрон вкратце пересказал ей слова Тиберия.

– Старик забавляется с нами, – вздохнула она. – Мы все ходим под дамокловым мечом. Стоит ему ступить на берег Капри, как наши головы полетят с плеч. Тиберий не должен вернуться.

Макрон помолчал, в задумчивости поглаживая лунные волосы возлюбленной и чувствуя ее легкую дрожь.

– Мы не умрем, любимая, – наконец произнес он. – Мы не умрем, клянусь Марсом, – повторил он еще тверже. – Харикл сказал, цезарь серьезно болен, простуда, подхваченная в Астуре, перекинулась на печень после цирцейских игр. Старик и сейчас плохо себя чувствует, но не желает это признать. Видела, как он обошелся с Хариклом? Калигула заплатил тому денег, чтобы врач доносил о состоянии Тиберия, но цезарь, видимо, уже заподозрил и Харикла в измене. Но конец жизненного пути Тиберия близок, как бы он ни пытался обмануть судьбу.

Юния мягко отстранилась от любовника и, не сказав ни слова, быстро вышла из беседки. «Это я – судьба Тиберия! И мне решать, сколько ему еще можно задержаться на этом свете!» – рассерженно думала она, сжимая маленький флакон с ядом, подвешенный к длинной цепочке на шее.

А Макрон, немного удивленный ее быстрым уходом, размышлял, чем он мог ее обидеть. Наверное, она ждала от него более решительных слов, а не утешения, что Тиберий скоро умрет и сам от старости и болезни. Неужели она не понимает, как опасно говорить об этом вслух? Пусть не беспокоится, он сделает все, как надо, едва представится случай!

Клавдилла прошла в свою кубикулу. Там спала Эмилия, по-детски обняв тряпичную куколку. Юния тихо тронула ее за плечо:

– Эмилия, проснись! Пиршество уже заканчивается, надо отвести отца, он слишком много выпил.

Эмилия охнула, приоткрыла сонный глаз, но тут же опять засопела, крепче прижав к себе игрушку. Юния вздохнула – помощи от нее никакой. Она вернулась в триклиний. Макрона там не было, Калигула по-прежнему спал и громко храпел, временами перекрывая музыку. Силан мутным взглядом наблюдал за танцовщицами, и из уголка его рта стекала слюна. Клавдиллу передернуло от отвращения, и в этот момент она искренне пожалела молодую Эмилию, которой приходится делить ложе с отвратительным Силаном.