Послать ее к черту я постеснялся, но мысленно выругался. «Черт проклятый!» – подумал я, усмехнувшись.

Граций с Тиграном ввели нас в пустой зал с двумя столами. За первым разместились оба галакта, Ромеро, Орлан и я, за вторым – наши товарищи. Ромеро по дороге сказал:

– Сегодня Орлан с Осимой подсчитали, что при таких темпах Аллану потребуется тысяча лет, чтобы добраться до Третьей планеты, и ровно пять тысяч, чтобы притопать к первой звездной системе галактов. Разумеется, когда у тебя в запасе вечность, что стоит потерять одно-другое тысячелетие…

Если бы Ромеро не прошептал этих слов и если бы его ухмылка не была такой издевательской, я, вероятно, держался бы мягче. Но сейчас жребий выпал на спор: нападение, а не уговоры.

Вокруг были лишь тускло светящиеся стены, сходившиеся вверху куполом. Но если сами мы никого не видели, то на нас в эту минуту смотрели почти триллион глаз – задумчивых, спокойных, благожелательных: все звездные системы галактов были подключены к Пламенной, бесчисленные обитаемые планеты слушали голос рядового сверхгиганта огромной светимости, а сегодня – и огромной звучности. Впоследствии выяснилось, что разрушителям не удалось заглушить передачу с Пламенной. Думаю, они и не старались: в Персее назревали грозные события – враги хотели знать свою судьбу.

– Говори, Эли, – сказал Граций.

Я начал с того, что мы – друзья. А между друзьями откровенность – норма. Свершения галактов огромны, мы, люди, и не мечтаем пока о многом, что стало у них бытом. Они превзошли уровень могущества и благополучия, который суеверные наши предки некогда приписывали своим богам. Но вот беда: галакты примирились с ролью пленников, отрезанных от беспокойного, страдающего мира, – люди неспособны это понять. Мир просит помощи – где помощь могущественных галактов? Галакты стали глухи к терзаниям мира – такова действительность.

– Да, я знаю, вы боитесь гибели. Для нас смерть – неизбежность, для вас – недопустимая катастрофа. И я не могу дать вам абсолютной гарантии: война есть война. Но в сражениях вы будете не одни – рядом пойдут корабли людей. Я командую человеческим флотом и торжественно обещаю, что, если один из ваших звездолетов промахнется и убийственный заряд умчится в пространство, мы аннигилируем пространство вместе с биологическими лучами – такая техническая возможность у нас есть. Итак, вам ничто не грозит, кроме собственных страхов. А ждет вас – весь мир! Идите навстречу миру!

Мери потом говорила, что я кричал и размахивал руками, как наши предки на митингах. Орлан, сидевший справа от меня, вытянул вверх шею, затем со стуком вхлопнул голову в плечи – так, без слов, он просалютовал мне. Ромеро не удержался от иронии:

– Если галакты и впрямь боги, то вы, дорогой адмирал, швырнули такой камешек в их божественное болото, что вызвали не круги, а бурю. Интересно, донесется ли до них ветер активной звездной политики, разрывающий изоляционную защиту?

– Я бы проще высказал эту же мысль, Павел. Граций, можем ли мы узнать, что сейчас происходит на ваших планетах?

– Даже увидеть можете.

Мы по-прежнему находились в зале – и одновременно летели над планетой. И перед нами открывались площади – и толпы на них, улицы – и толпы…

Потом появилась другая планета, сперва красный шарик, потом заполнившая все небо сфера: мы не упали, а полетели над ней.

Она выглядела по-иному, чем наша: малиновые растения; не синие, а оранжевые озера и моря; горы с причудливыми розовато-белыми факелами на вершинах; даже облака – желто-зеленые, а не грязно-серые.

И на ней мы опять увидели толпы галактов и их звездных друзей. Они спорили друг с другом, убеждали друг друга, соглашались или не соглашались на что-то… Дискуссии нам не переводили, но мы и без перевода понимали, о чем спорят.

Не знаю, сколько часов продолжался облет планет и звезд, но мы порядком устали. Граций предложил подкрепиться и отдохнуть. После обеда мы собрались в салоне. Двери из него вели в зал.

– Большую бы, – вполголоса сказал Лусин. – Суммировать. Спорят – ужас!

Ромеро пожал плечами:

– Не сомневаюсь, что у них есть способ суммировать индивидуальные мысли в коллективное мнение общества. Какой-нибудь вечно молодой галакт, специализировавшийся на всеобщем подслушивании или, скажем так, – выслушивании.

Больше всех тревожился Орлан. Я подсел к нему.

– Инерцию благополучной замкнутости – вот что им надо преодолеть, – сумрачно сказал Орлан. – А выход наружу грозит потерей благополучия. И потом: разрушители – их союзники! Даже в ясной голове галакта это не укладывается. Вы поверили в меня сразу, но не потому ли, что до тех пор, по сути, не встречались с разрушителями? А они изучали нас миллионы ваших лет!

– Мы поверили в тебя, Орлан, не потому, что плохо вас знаем! Просто люди убеждены, что добро разумней зла и сотрудничество полезней войны. Мы взывали к разуму и подкрепляли его своей силой. Союз разума и силы – что может быть действенней?

В салон вошли Граций и Тигран. Мы встали.

– Ты нас не убедил, адмирал Эли, – объявил Граций. – Мы ставим перед тобой два вопроса и просим дать ясный ответ. Первый. Считаешь ли ты разумным, чтобы галакты променяли обеспеченность своего нынешнего состояния на невзгоды и превратности войны не за их интересы? Второй. Уверен ли ты, что наши враги могут переменить свою природу? Можно ли приобщить к созидательной жизни тех, кто до сих пор занимался только разрушением? Каковы гарантии этого?

Орлан громко вхлопнул голову в плечи.

– То самое, о чем мы только что говорили, Эли!

Мери дотронулась до меня. Она была очень бледна.

– Успокойся, – сказала она. – Нельзя выступать в такой ярости!

– Пойдемте, – сказал я Грацию и Тиграну. – Если заданы вопросы, будут даны и ответы.

Пока мы шли в зал, я взял себя в руки. Криком ничего нельзя было решить. И если недавно я выступал как на древнем митинге, то больше этого повторять не следовало. Всех, кого я мог убедить и зажечь, я убедил и зажег, остальных нужно было не убеждать, а опровергать.

И когда я встал за стол, открытый миллиардам невидимых мне глаз, разум мой был ясен и холоден.

– Итак, первый вопрос, – сказал я, – разумно ли променять нынешнее благополучие на опасности и превратности войны? Да, разумно. Больше чем разумно – неизбежно! Ибо иного способа сохранить ваше сегодняшнее благополучие нет, кроме вот этого – подвергнуть себя опасностям и превратностям. И воевать вы будете не за чуждые вам интересы, а за свои собственные. Вам, бессмертным на ваших планетах, равно доступны и сегодня, и отдаленное будущее – почему же вы живете одним «сегодня»? Мне, человеку, легче отказаться от будущего, оно все равно не мое, тело мое сгинет, когда оно наступит, а я борюсь за него, чужое будущее, ибо оно будет «сегодня» моих потомков и они вспомнят меня и похвалят. А у вас это будущее – ваше, даже не потомков ваших, просто ваше, – как же вы решаетесь так обокрасть самих себя? Ах, вы не верите, что ваше «завтра» и ваше «всегда» будут хуже, чем это замечательное «сегодня»? Тогда слушайте меня, слушайте и размышляйте!