Потом она почувствовала, что Паркер сильнее потянул ее волосы. Марис не было больно, но она поняла, что он дает ей знак — пора переменить положение. Выпрямившись, она перекинула через него ногу и, направляя его одной рукой, потерлась промежностью о гладкую головку члена, стараясь распалить себя еще сильнее. Только потом она медленно опустилась вниз, стараясь вобрать в себя его целиком.

— Подожди!.. — прошептал Паркер, и Марис послушно замерла. Его руки двинулись вверх по ее бедрам и, сойдясь в самой гуще лобковых волос, принялись тереть, гладить, щипать ее, пока Марис, откинув голову назад, не застонала в голос.

Только после этого Паркер пошевелился, давая ей понять, что пора начать скачку. Так она и поступила, то меняя темп, то замирая, когда он сильнее прижимал ее к себе или знаком показывал, что хочет растянуть удовольствие. Во время этих пауз она наклонялась вперед, касаясь грудями его груди, и глаза Паркера темнели, а с губ срывались громкие возгласы.

Они кончили почти одновременно. Марис почти упада на него, и он прижал ее голову к себе одной рукой, а другую опустил на крестец. Губы Паркера нашли ее рот и впились в него долгим, жадным поцелуем. Его член пульсировал в тесных объятиях ее горячего лона. Казалось, они стремятся проникнуть друг в друга как можно глубже, чтобы утолить сжигавшую обоих страсть.

Прошла целая вечность, прежде чем они нехотя разжали объятия. Марис с наслаждением вытянулась на его теле во весь рост и ощутила под тонкой простыней изрытый шрамами ландшафт его искалеченных ног. Но думать об этом сейчас ей не хотелось. У Марис тоже были свои шрамы, и хотя они не бросались в глаза, болели они ничуть не меньше. У них еще будет время, чтобы задавать вопросы, ужасаться, сочувствовать, и, может быть, они сумеют оставить свои несчастья и беды в прошлом, чтобы больше никогда к ним не возвращаться.

Но ни за что она не позволит воспоминаниям отравить их чудесное настоящее! Сейчас Марис было важно только одно — сумела ли она доставить Паркеру удовольствие. Она ненавидела Ноя за измену, но еще больше за то, что он подавлял ее и пренебрегал восхитительными и долгими прелюдиями, которые были едва ли не более приятными, чем сам секс. Это из-за него она чувствовала себя неловкой, неумелой — и не особенно желанной.

Но и думать о Ное Марис не стала — ей было жаль тратить на это время. Мысль о том, как он с ней обошелся, лишь уколола и пропала. Она по-прежнему лежала на Паркере, обвивая его ногами и прижимаясь к нему всем телом, что еще усиливало ощущение возникшей между ними близости.

Одними губами Марис коснулась его шеи.

— Ну что, конец?.. — прошептала она.

Прошло несколько секунд, прежде чем Паркер отозвался:

— Нет, еще не совсем… — ответил он, но Марис уже спала.

Дэниэл задумчиво жевал сандвич и смотрел в кухонное окно на тьму за стеклом. Редкие вспышки молний освещали поле и лес за ним, и тогда Дэниэл видел, как гнутся под напором ветра верхушки деревьев, но гроза была несильной. Небольшой ночной дождь с громом и молнией — дождь, который пройдет к утру, отмыв небосвод до высокой лазурной голубизны.

На душе у Дэниэла было спокойно. Правда, разговор с Марис заставил его всерьез призадуматься. Но мозг Дэниэла по-прежнему работал быстро и четко, как и всегда в случаях, когда он нагружал его какой-нибудь серьезной проблемой. Будь его тело в такой же прекрасной форме, он бы смог вернуться в Нью-Йорк на велосипеде, а потом пробежать марафон. Увы, только мозг служил ему по-прежнему безотказно; одряхлевший организм потихоньку начинал сдавать, и Дэниэл — хотя и протестовал против навязываемых ему Максиной и Марис ограничений — в глубине души понимал: совсем скоро ему придется вовсе отказаться от кофе, виски, табака и бифштексов с кровью, чтобы не превратиться в окончательную развалину.

Сразу после звонка Марис Дэниэл попытался заснуть. Увы, ему это не удалось, и он спустился в кухню. Посмеиваясь над собой, Дэниэл соорудил пару сандвичей с грудинкой и горчицей. Разумеется, подобные ночные набеги на холодильник находились под строжайшим запретом — в особенности если Дэниэлу случалось превысить недельную норму жиров, установленных для него врачами, — но, к счастью, сегодня ночью никто не мог помешать ему поесть по-человечески. Максина не стерегла холодильник, и Дэниэл с облегчением подумал, что она вернется только завтра днем, и он еще успеет выпить за завтраком столько кофе, сколько захочет, и даже плеснуть в кофе бренди или рома.

Прикончив один бутерброд, Дэниэл принялся за второй, думая о том, что уже давно не чувствовал себя таким бодрым и полным сил. Быть может, всему виной был коньяк, который он выпил, прежде чем спуститься вниз, однако факт оставался фактом: Дэниэл был готов к действиям.

А он всегда предпочитал действие бездействию и никогда не откладывал проблему в ожидании, что она решится сама собой. Не только в молодости, но и в преклонные годы Дэниэл расходовал энергию и силы продуктивно, не тратя силы на колебания и сомнения.

Он понимал, конечно, что нынешняя ситуация больше, чем какая-либо другая, требовала обдуманных, взвешенных решений. И Дэниэл пока не знал точно, в каком направлении следует двигаться, чтобы решить назревшую проблему. У него уже сложилось примерное представление о том, что предстоит сделать и в каком порядке, однако каждый шаг еще предстояло тщательно обдумать.

Главная трудность состояла в том, что проблема, с которой ему предстояло иметь дело, была многоплановой. У нее не было ядра, на котором Дэниэл мог бы сосредоточиться. Хуже того, она распадалась на несколько взаимосвязанных проблем, затрагивавших интересы семьи, бизнеса, отдельных людей, и Дэниэл понимал, что одним молниеносным, точно рассчитанным ударом их не решить. Ему предстояло спланировать и провести целую военную кампанию или, как говорят шахматисты, многоходовую комбинацию, где от правильности и своевременности каждого шага зависел успех всего предприятия в целом. А это было непросто, особенно если учесть, что при малейшей ошибке в числе пострадавших могла оказаться его единственная дочь.

Дэниэл был рад, что Марис уехала в Джорджию, хотя он бы предпочел, чтобы она оказалась где-нибудь подальше. Положение могло стать очень неприятным, а Дэниэл хорошо знал: если плеснуть на вентилятор приличную порцию дерьма, остаться чистым практически невозможно. Конечно, история обязательно попадет в газеты, но тут уж Дэниэл не мог ничего поделать. Ему оставалось только надеяться, что он сумеет смягчить удар, и география должна была ему в этом помочь. Кому приятно, когда газеты начинают копаться в твоем грязном белье, но одно дело — присутствовать при этом самому, и совсем другое — находиться на уединенном маленьком островке, где ты избавлен и от праздного любопытства посторонних, и от назойливого сочувствия близких и друзей.

«К тому же, — подумал он с улыбкой, — существует еще один фактор, который помешает Марис принять скандал слишком близко к сердцу».

Дэниэл уже довольно давно понял, что Марис разочаровалась и в муже, и в своем браке, и ему было совершенно очевидно, что на Санта-Анне ее удерживает не только работа над новой книгой, какой бы замечательной она ни была. При всей ее занятости Марис вкладывала в новый проект уйму сил и времени. Она по-настоящему им увлеклась, и Дэниэлу было ясно, что дело здесь вовсе не в новом шедевре, а в самом авторе — в Маккензи Руне, известном также как Паркер Маккензи Эванс.