– То есть несколько минут, – оптимистично уточнил Кэрдан.

– Вам же нужно свидетельство! – охнула сестра Орделия. – На гербовой бумаге… Без него все бессмысленно.

– Ну нет, сестра, на попятный мы не пойдем.

Он осторожно освободил руку из «Перевязи Сочетания», снял скомканный моток с руки Эдеры. Быстро взглянув ей в глаза, он вложил черный клочок в ее ладонь. Затем снова сунул руку под кресло.

– Полюбуйтесь, – он помахал плотным листом бумаги.

– Герб Неидов, – благоговейно молвила сестра Орделия. – Вы храните гербовую бумагу на полу под креслом?

– Не храню. Я ее сделал. На такой пустяк меня хватит. Пишите, сестра, – он протянул ей перо и указал на подлокотник. – Сим удостоверяю, что в день восьмой второго месяца года тысяча четыреста девяносто шестого от коронации Нея мною, действительной монахиней Обители Святой Устины при Преподобной Настоятельнице Иотане…

– Габриэле, – поправила сестра Орделия.

– Вот как? Прости, Эдера, я не сумел защитить твою Матушку. Твоя благородная жертва оказалась напрасной. При Преподобной Настоятельнице Габриэле заключен брак между лордом Кэрданом Кедаром и леди Эдерой Кедар согласно восьмому подпараграфу двенадцатого параграфа законодательного свода номер тридцать шесть «О брачной церемонии и условиях бракосочетания». Да продлит Создатель срок Ее Величества милостивой и справедливой государыни Гретаны. Ваша подпись на последней трети следующей строки, ниже – отпечаток перстня. Сургуч, – он провел ладонью над бумагой. На листе появилась вязкая масса. Сестра Орделия проворчала, припечатывая перстень:

– Зачем вам я, если вы сами могли состряпать этот документ от начала до конца?

– Ну что вы! Я юрист и добропорядочный гражданин королевства. Подделка брачного акта – нарушение закона. Я чту закон и хочу, чтобы мой ребенок был законнорожденным, а не самозваным бастардом.

Он свернул свидетельство и протянул Эдере.

– Спрячь. Забавно. Если бы некий провидец сказал мне, что перед смертью я буду в первую очередь печься о сохранности какой-то бумажки, я не подпустил бы его на милю к занятиям в Магической Академии как бездаря и шарлатана.

Эдера машинально взяла документ из его рук и засунула за лиф платья. Кэрдан в изнеможении опустил голову на спинку кресла. Примитивное колдовство доконало некогда самого могущественного мага Ремидеи.

Подземные толчки раздавались чаще и чаще. Шум воды за окном нарастал.

– Она рядом, – прошептала Эдера. – Сейчас начнется.

– Уже началось, – невозмутимо констатировал Кэрдан. Он не дрогнул, лишь на секунду задержал дыхание. – Прощай, девочка моя. Ты позволишь мне?..

Он взял ее руку. Она не вырвалась, только кривая гримаса вновь исказила ее лицо. Сестра Орделия с болью смотрела на обоих.

* * *

Лишь серый сугроб виднелся там, где маги оставили лежать два тела. Казалось, с севера к нему ползет второй сугроб. Приблизившись, он оторвался от земли и вырос в человеческий рост. Ссохшиеся, костлявые руки жадно разгребли пепел, спихнули сверху тело мужчины…

Немощный, горбатый старикашка с легкостью перебросил через плечо тело женщины. Он заполучил то, чем не обладал ни один некромант за тысячелетия некромантского искусства – мертвую фею. Долгожданная добыча казалась ему легче перышка.

С трупом Маэльды мастер Игмухарасси засеменил на восток, в дебри Морехского леса, наполовину выжженного, наполовину живого, дремучего, непроходимого… Там он спокойно сможет заняться искусством своим, без глаз и ушей невежд… Плести тонкие чары, творить изысканные гримуары… Потоками крови, слез и боли, силой мастерства и воли подъять усопшее тело… сотворить неведомое доселе…

Исполненный мечтами и чаяниями, бормочущий некромант нес бесценную добычу на восток…

* * *

Снаружи послышался треск. Сперва за окном взметнулись комья грязи, а потом в окно хлынула вода.

– Создатель наш на небесах, – зашептала сестра Орделия, – да свершится воля Твоя на земле, как на небе… Оставь нам долги наши, как мы оставляем должникам нашим… Не введи во искушение, избави от беса лукавого… Ибо Твое есть царствие, и от Тебя сила, Тебе хвала и слава, отныне и присно, и во веки веков… Да будет так…

Стремительная волна накрыла Эдеру, и она уже не слышала мерного шепота бывшей наставницы. Она не стала повторять за ней молитву, в которой с ранних лет разуверилась. «Помилуйте нас, Древесные», – только и вымолвила она про себя, прежде чем ледяная вода захлестнула ее, хлынула в рот, нос и уши. Мир вокруг потерял очертания. Она ощутила себя в центре темного смерча, замедленного в десятки раз. В черноте мерцающие точки спиралью вились вокруг нее, словно звезды собрались в хоровод на ночном небе. А затем золотистая вспышка оглушила и ослепила ее.

Она не чувствовала, сколько времени прошло, прежде чем она обрела сознание и память. Она пока не ощущала собственного тела. Глаза не видели, уши не слышали, кожа не осязала, не воспринимались запахи. Эдера чувствовала себя прозрачным потоком золотистого света и блаженного звука – экстатического и окрыляющего пения.

Свет и музыка разливались по телу, чувства постепенно возвращались к ней. Горечь и боль скверны, мучившие ее последний месяц, истаяли, словно никогда не существовали. Сердце наполнилось радостью и благодатью.

Она увидела Элезеум так, словно слилась с ним в запредельной точке, где не было ни времени, ни пространства. Она сама стала Элезеумом – его огромными травоядными кошками, его теплыми мягкими днями и ясными ночами, сияющими звездами и радужными дождями.

Она увидела его прекрасных обитательниц, что двигались навстречу ей в причудливом танце. Увидела среди них лицо, поразительно похожее на ее собственное, но еще более дивное и прекрасное. Перворожденная фея Лораин протягивала к ней руки. Эдера встретила ее мягкий бездонный взгляд, очищенный Элезеумом от страданий смертного мира. Она обрела дом. Она обрела мать.

* * *

Волна схлынула так же внезапно, как накатила. Кэрдан с трудом поднялся с пола, отбросил со лба мокрые волосы, оперся спиной на стеллаж. Сестра Орделия не разжимала рук, сцепленных в молитве. Ей так хотелось верить, что волею Создателя свершилось чудо. Но она знала, что чудо сие не от Создателя… Воздух в библиотеке, морознее самой морозной зимы, холодел с каждой секундой. За окном стеной поднималась вода. Но ни капли не пролилось в башню.

Белый туман сгустился у камина. Огненные змейки больше не плясали. Язычки льда тянулись вверх, отливая голубизной. Но изнутри каждый язычок по-прежнему лучился оранжевым. Огненная сущность, замурованная льдом, жила.

Туман уплотнялся, принимая очертания женской фигуры. Одеяние женщины было прозрачным, как лед; кожа – белой, как снег; черты лица – правильными, пропорциональными, прекрасными. Головой она доставала до потолка. Волосы струились по плечам, как нити снежинок. Из глаз лучился слепящий белый свет. Безлицая фигура в подземном гроте Распета лишь скупо передавала ужас и великолепие этих черт, этих форм.