Аояги было восемнадцать лет. Интересно, давно ли она занимается сбором моллюсков?

– Третий сезон, – сказала девушка, когда я задал ей этот вопрос. – Но меня до сих пор мучают кошмары по ночам. Мне снится, что я не могу выбраться на поверхность воды, хотя прилагаю неимоверные усилия, стараясь вынырнуть.

– Когда тебе будет столько лет, сколько мне, – промолвила Нацуко, – тебе перестанут спиться подобные сны.

Два сезона работы еще не успели деформировать и обезобразить ступни Аояги. Я заметил, что несколько пальцев на ее ногах кровоточат. К телу прилипли побеги красных морских водорослей. Струйки морской воды оставили на коже темные следы, какие обычно оставляют ручейки на песке. Аояги застенчиво протянула мне руку, и я взял ее, не понимая, что это означает. Ладонь Аояги была влажной, но не от морской воды, а от ужаса, который она ощущала, когда ей снились ночные кошмары. Когда девушка вспоминала о глубинах моря, на ее теле выступала гусиная кожа.

– Бесполезно пожимать ее руку, – засмеявшись, сказала Нацуко. – У нее уже есть возлюбленный.

– Что я вижу, Мисима-сан? – воскликнул Огата, повернувшись ко мне и перестав на минуту торговаться с ныряльщицами. – Вы флиртуете с чужой невестой?

Аояги снова печально взглянула на море.

– Ее дружок не простой рыбак, как наши местные парни, – сообщила Нацуко. – Он живет в Токио и работает в ресторане.

Нацуко взяла из корзины морское ушко. Оно было больше ее ладони. Достав нож, женщина ловко извлекла мякоть моллюска, а затем, разломав перламутровую раковину, положила съедобные части на створку и поставила это блюдо на песок передо мной.

– Угощайтесь, – сказала она и налила мне из своего термоса чашку чая. – Вы целый час провели в засаде и, наверное, проголодались.

Огата раскрыл рот от изумления, а я смущенно потупил взор.

– Послушайте, тетушка, мы не хотели… – начал было Огата. Нацуко перебила его.

– Успокойся, все в порядке, – сказала она и, достав из моей лежавшей на песке пачки сигарету, снова закурила.

– Я знаю, чего хочет Мисима-сан. Он хочет пойти с нами в море, – заявила она, устремив взор в морскую даль.

– Молодец, тетушка! – воскликнул Огата. – Ты очень проницательна и, как всегда, попала в точку. Мисима-сан вознаградит тебя, если ты возьмешь его в море.

– Это запрещено, – заявила Нацуко и закуталась в фуфайку, как будто вдруг почувствовав холод.

– Перестань, тетушка. Все это глупые суеверия.

– Нет, запрещено, – спокойно повторила Нацуко.

Огата хлопнул себя ладонью по лбу и начал дико жестикулировать, как в интермедии между актами драмы в театре Но. Он взглянул на небеса, как будто моля их ниспослать ему вдохновение.

– Может быть, вы согласились бы взять меня с собой, если бы Огата-сан сделал этим дамам подарки… – осторожно начал я.

Огата сразу же понял, о чем идет речь. Подмигнув мне, он раскрыл чемодан и достал из него пластмассовую хозяйственную сумку с узором, изображавшим дешевую керамическую плитку для ванных комнат.

– Мисима-сан готов принести ради вас огромную жертву. Он одарит каждую из вас, дорогие дамы, вы получите замечательные высококачественные современные изделия.

Однако Нацуко даже бровью не повела. Остальные женщины смущенно молчали. Огата с отчаянием посмотрел на меня. И все же он решил еще раз попытаться вызвать у Нацуко интерес к своим товарам. Огата положил перед ней дешевую пластиковую дамскую сумку с рисунком, имитирующим крокодиловую кожу, и медной пряжкой. Женщины ахнули от восхищения.

– Я разорюсь, меня уволят, если в токийском магазине, от которого я торгую, узнают об этом подарке, – заявил он. – И все же я предлагаю тебе, тетушка, эту сумку, бесплатно, даром…

– Убери свои подарки, Macao, – сказала Нацуко. Послышались раскаты грома, на горизонте сгустились тучи, там уже шел дождь. Огромная волна с шумом разбилась о скалы нашей бухты.

– На сей раз я говорю серьезно и не собираюсь шутить, – промолвила Нацуко. – Кто готов выйти в море?

Аояги первая вскочила на ноги. Схватив меня за руку, она увлекла меня за собой. Нацуко сурово посмотрела на нас, по ничего не сказала и тоже встала.

Не выпуская мою руку, Аояги подвела меня к берегу. Выступивший от страха на наших ладонях пот соединял нас, словно поцелуй. Я вспомнил свой страх, когда мать, сжимая мою руку, заставляла меня впервые в жизни войти в море. Тогда мне было одиннадцать лет, и меня охватывал ужас при мысли, что мать бросит меня сейчас в пасть смерти. Перед мысленным взором возникло вдруг странное видение. Это была нырнувшая под воду Аояги. Ее груди вздымались, словно прекрасные медузы в аквамариновой тьме, волосы походили на черные щупальца морских водорослей. Я нырнул вслед за ней, держа руки по швам, и они прилипли к бокам, как руки древних куросов. У меня не было ног, и когда я упал на дно, голова отделилась от моего обезображенного туловища…

Между боксерскими перчатками я видел уклоняющуюся от моих ударов голову Юики. Он загадочно улыбался. Пот заливал мне глаза, несмотря на повязку на лбу, и образ Юики расплывался. Изо рта Юики торчала боксерская капа, и мне казалось, что он скалит вставные каучуковые зубы или показывает мне огромный язык. Ухмыляясь, он как будто подставлялся под мой удар или приглашал атаковать.

Мои руки отяжелели, хотя шел всего лишь второй раунд тренировочного боя. Одетые в огромные кожаные перчатки руки не слушались и казались чужими. Тело онемело от усталости. Движения Юики были точны и изящны, а мои неуклюжи, словно движения неоперившегося птенца, еще не научившегося летать. Я знал, что победить опытного искусного Юики – дело безнадежное. Меня обижало то, что Юики, по существу, ведет бой не со мной, а с тенью, которую может мучить, как ему заблагорассудится. И от сознания этого меня охватывал гнев, а удары становились еще более беспорядочными.

– Бокс чем-то похож на замедленное кэндо, – сказал мне как-то Кодзима Томо, тренер по боксу университета Васеда. – По-видимому, боксерам требуется больше времени, чтобы обдумать каждый свой маневр. Но, с другой стороны, боксерский поединок – это целая серия отдельных небольших боев. Каждый из них, длящийся несколько секунд, можно сравнить по точности и красоте с искусством кэндо.

Я вспомнил вдруг эти слова тренера Кодзимы, сказанные во время тренировки в любительском боксерском клубе университета Васеда. Я посещал клуб довольно нерегулярно в течение полутора лет, вернувшись в Токио с Гакидзимы. За последнее время моя техника стала еще хуже, в то время как мой спарринг-партнер Юики приобретал все больше опыта и мастерства. Кроме того, у него были несомненные врожденные задатки. Я старался не терять самообладания, чтобы достойно противостоять превосходившему меня по всем статьям Юики.