– Привет, – сказал он, прислонившись к стеклянной стене остановки. – Лень, чего грустишь?

Комаров поднял голову, искривил уголок рта. Отчаянно грустный имел он вид. Даже веснушки поблекли, и точно выцвели голубые глаза. Алею стало бы его жалко – но Алей верил, что скоро вернет Леньке-часовому его знамя, и пора была уже не грустить, а ждать и надеяться. Алей улыбнулся.

– Да я не грущу, – неуклюже соврал Комаров. – Я это… с собакой гуляю. Вот.

– А чего один?

– А-а… А Инька в лагере.

– Лень, – сказал Алей, – да у тебя же друзей целая школа. Неужели все в лагере? Погулял бы с друзьями.

Комаров скривился и опустил голову низко-низко, чуть ли не носом ткнулся в колени. Алей подошел и присел рядом.

– Да ну… – пробормотал Клен. Тяжело вздохнул и сказал: – Алик, я честное слово дал.

– Не гулять ни с кем, кроме Иньки? – удивился Алей.

– Нет… Делать вид, что все в порядке. А я… а я не могу так, – Ленька болезненно зажмурился. – Мне вот, Алик, мне так в груди тяжело. Я не могу. Поэтому я вот все время гуляю, только один сижу. Чтобы меньше притворяться надо было. У меня не получается. А ты, – Ленька чуть-чуть оживился, – ты по делу едешь, Алик? Ты к Иньке едешь?

– Да.

Клен прерывисто вздохнул.

– Хорошо, – сказал он. – Вот хорошо как, когда такой брат есть. Если бы у меня такой брат был, здорово было бы. Ты ведь его спасешь, Алик, правда?

– Обязательно, – сказал Алей и потрепал Леньку по морковным вихрам. Ленька фыркнул – и снова ссутулился.

– Хорошо… – повторил он и вдруг сказал с ожесточением: – Я помню, как ты говорил, Алик: «Ты, Ленька, сам становись таким классным старшим братом». И чего? Я же маленький. Я, может, потом стану. А надо – сейчас. Если бы я сейчас большой был, я бы тоже Иньку спасал. Почему маленькие только в мультиках могут кого-нибудь спасать?!

Луша заскулила, завиляла хвостом и положила голову Алею на колени. Алей погладил собаку и вздохнул. Почему-то он вспомнил себя: как две недели назад, в квартире демиурга Полохова говорил Васе: «Я должен уметь то, что умеет мой отец, и прямо сейчас. Десяти лет на тренировки у меня нет». Он хорошо понимал Леньку.

И вслед за этой мыслью пришла другая: не столько мысль еще, сколько смутное озарение, дар интуиции, не дающей промахов. И Алей сказал:

– Нет. Это не так.

Клен моргнул. Посмотрел на него с удивлением. Алей набрал в грудь воздуха, все еще не понимая, что он должен узнать. Спросил первое, что пришло в голову:

– Ленька, а во что вы играли с Инеем? Инька не рассказывал никогда. Это вроде как ваша тайна. Но мне важно узнать.

Клен задумался, поскреб в затылке.

– Ну… – начал он. – Ну… мы много во что играли, например… знаешь, в овраге такие места есть… там ветки, как будто двери.

– Арки, – подсказал Алей.

– Ну да. Мы под ними проходили и играли, как будто попадали в другие миры. Как будто если пройти там, где тебя никто не видит, можно попасть в другой мир. И мы играли так, как будто… ну, там на самом деле были другие миры. И мы их видели. То есть… – Ленька напрягся, подбирая слова: – Ну смотри. Мы попали как будто в другой мир, и я спрашиваю – Инька, ты чего видишь? А он говорит – я вижу большой город, там машины, магазины, все такое. А я ему – на углу магазин игрушек, правильно? А он говорит, что правильно. А я задумываю, что перед магазином синяя машина стоит, и спрашиваю: Инь, а какого цвета машина там стоит? А он и отвечает, что синяя.

Глаза Алея медленно лезли на лоб. Он ожидал чего угодно, но не этого.

– Или вот еще, – старательно продолжал Ленька. – Мы же в лесу играли. И вот пойдем так подальше и играем, как будто попали в волшебный лес. И я говорю: Инь, смотри, вот течет волшебная река. А он говорит: ой, точно, я тоже ее вижу. Она такая красивая. Видишь обрыв, а под ним песок? А я вижу, я спрашиваю: а ты корягу видишь? И березки. И малину. И мы понарошку собирали малину и ели… Вот так, Алик.

– Так вы играли… – повторил Алей и чудом успел прикусить язык, проглотив невозможное «…или попадали?!» Торопливо закончил: – В другие миры…

– Да, – просто сказал Ленька и пытливо заглянул ему в глаза. – Это правда важно?

– Это очень, очень важно, – медленно сказал Алей.

Он еще не знал, чем, но такое не могло оказаться простым совпадением. Инька. Волшебная река. Место, где тебя никто не видит… «Чертовщина, – ошалело думал Алей. – Этого не может быть, просто не может. Это безумие какое-то».

– Лень, – осторожно спросил он, – а кто эту игру придумал?

Комаров расплылся в улыбке.

– Инька.

Он снова затараторил, как включенное радио, и все говорил-говорил, какая классная была игра, как ему нравилось, и что они с Инькой угадывали мысли друг друга и как будто ну совсем по-настоящему видели другие миры, и как Ленька пытался играть в эту игру с сестрой Липой и другими приятелями, и ничего не получилось, они только поссорились, никто не мог видеть того, что видел Ленька, и поэтому они с Инькой настоящие друзья, самые-самые друзья, лучше не бывает… Ленька оживал на глазах. Ему очень хотелось поговорить хотя бы о друге, если не с ним самим. А Алей не отвечал. Он почти не слышал Ленькиной болтовни.

Лес. Волшебная река. Иней.

Инею не нужен был проксидемон.

* * *

– Надо же, – сказал Корней. – Переехали. Вот те раз. Лед, наблюдаешь?

Алей встрепенулся.

– Вижу, – поддержал Летен. – Хорошо, что я про это подумал.

– Про что? – осторожно спросил Алей.

Машина стояла в пробке на подступах к Ленинградскому вокзалу в Москве. О том, что это Москва, Алей прочитал на бетонной стеле, когда они возвращались из-за городской черты. По пути Алей некоторое время высматривал глухие переулки, но опытный Корней сказал, что дело это бесперспективное, и уверенно направился за Кольцевую. Алей молчаливо с ним согласился и погрузился в размышления. Слова Клена потрясли его настолько, что он совершенно перестал воспринимать действительность. Когда дорога опустела, а густой лес заслонил ряды высоток на горизонте, Летену пришлось окликнуть Алея и напомнить ему о тоннелях и перемещениях… Благо Алей помнил координаты: менее чем через десять минут Корней развернул машину.

– Деньги, – сказал Корней. – Видишь рекламный щит?

Алей наклонился к окну. Со щита обещали выгодные кредиты. Название банка было знакомым. Но половину щита занимала фотография пачки тысячерублевок.

– Да, – растерянно согласился Алей. – Здесь деньги другие.

– Выглядят по-другому, – поправил Летен с усмешкой, – а в сущности те же самые.

Алей упер палец в середину лба.

– То есть… – неуверенно начал он.