– Ольга, а у него есть деньги?

– Да, не волнуйтесь. А еще он полон надежд и решимости. Джордж религиозен и умен, так что все у него будет хорошо.

Поцеловав гостью, Юстейсия тихо проговорила:

– Буду молиться за него.

Долина за долиной… Горные цепи сменяют одна другую…

Великий русский актер начала XX века впервые привлек к себе внимание, когда стал показывать комичные сценки в трактирах, где работал официантом. Потом подобрал старого, позабытого всеми актера, и они начали выступать вместе. Джордж играл на французском языке; его партнер – на немецком. Поначалу это были роли разных официантов: мечтательного, восторженного, раздраженного, – обслуживавших привередливого клиента. Особенно хорош он был в роли официанта, потерявшего терпение, потому что, как говорили, у него было лицо разъяренной рыси. Джордж выливал на голову своему клиенту тарелку супа, наступал ему на ноги, находил ножи и вилки у него в карманах. Шум вокруг них стоял оглушительный, помещение заполнялось под завязку. Их приглашали наводить ужас и вызывать хаос в дорогих ресторанах, потом дали ангажемент на выступления в качестве клоунов в увеселительном парке на окраине города. По всему городу расклеили афиши, на которых значилось «Георгий». Очень быстро случился его переход на театральную сцену как исполнителя комических ролей, среди которых особым успехом пользовались роли стариков. Уже скоро он занял положение, которое позволило ему самому выбирать роли и отказываться от приглашений за пределами России. Зрители из числа заезжих иностранцев потом писали, что он сам делал переводы пьес на русский и совершенно неподражаемо играл Гамлета, короля Лира, Макбета, Фальстафа, Тартюфа, Мнимого больного. В 1911 году Ольга Сергеевна уже из Москвы написала Юстейсии, что недавно встретилась со своей приятельницей, молодой, но знаменитой оперной певицей. Они много говорили о прежней их жизни в Шарбонвиле, во Франции, вспоминали о старых днях со смехом, слезами и любовью. Наконец, он написал сам и прислал фотографии своих детей. Последние письма из России были датированы 1917 годом. Судя по всему, и Джордж, и мисс Дубкова пропали в вихре случившихся в стране перемен.

Подходя в четыре часа к мастерской Порки, Роджер увидел кузена его невесты Стэна, который держал под уздцы двух оседланных лошадей. Молодые люди поздоровались, обменялись рукопожатиями, и Стэн быстро исчез, а Порки и Роджер вскочили в седла и отправились в горы.

Члены ковенантской церкви жили на холме Херкомера в одинаковых каркасных хижинах, возведенных вокруг молельного дома. Это была одна из многих общин, которые, как потаенные карманы, сумели остаться незамеченными и выжить во времена Великого освоения земель, переезжая из Виргинии в Кентукки, а потом в Теннесси, все дальше и дальше на Запад. Общину отличали особые верования, а еще значительная доля индейской крови, которая текла в жилах ее членов. На старой линии границы в давние времена белые мужчины брали в жены или просто жили с индианками (надо сказать, коренные индейцы никогда не женились на белых женщинах), поэтому дети получали имена белых, которые записывали как слышали. Большинство семей на холме носили фамилии Горум, Роули, Кобб, О’Хара и Ратлиф. Из поколения в поколение они промышляли охотой, но когда дичь ушла, молодые люди общины начали спускаться в Коултаун, где устраивались прежде всего на железную дорогу или на извозчичьи дворы. Трезвенники по обычаю и воспитанию, они приобрели репутацию исключительно честных и прилежных работников. В качестве уборщиков и привратников их брали на работу в банки, тюрьмы, суды и гостиницы. Привыкшие постоянно находиться на свежем воздухе и не ограничивать себя в передвижении, они не могли привыкнуть к работе в помещении или под землей, в шахте. В школе их дети за исключением Порки не заводили друзей вне своего круга. Они никогда не улыбались, были серьезны и упорны. Взрослые мужчины появлялись в городе с монетами, зажатыми в кулаке, только для того, чтобы заплатить налоги. Считалось, что община живет бедно. По словам одного выдающегося экономиста из бара в таверне «Иллинойс», они «бедны, как церковные мыши». Их женщины шили одежду и постельные покрывала из домотканого полотна. Мужчины занимались изготовлением поделок из конских кож и оленьих шкур. В Коултауне они ничего не продавали (для многих было очевидно, что они питают отвращение к этому городу), а увозили свои поделки на другие ярмарки. Некоторые индианки средних лет устраивались к состоятельным горожанам в качестве приходящей прислуги, но всегда ставили условие, что к семи часам вечера им нужно вернуться домой. На холме, обильно поросшем клевером, стояло множество ульев. Мед тоже продавали в каких-то других местах, не в городе; и только Эшли и Джиллисам преподносили в качестве подарка. Дети с холма посещали школу с первого по восьмой класс, вели себя степенно, словно взрослые мужчины и женщины. Их одежда из домотканого полотна всегда была без единого пятнышка и пахла щелоком. Неподдельное удивление вызывали их имена. Некоторые были позаимствованы из Библии, но большинство – из двух книг, которые обязательно имел при себе каждый из первых колонистов, отправлявшихся из Виргинии на Дикий Запад: «Путешествие пилигрима» Джона Беньяна и «Жизнеописания» Плутарха, – поэтому в общине было много Кристианов и Доброделов, Ликургов, Эпаминондов, Солонов и Аристидов. Владельцы плантаций на востоке выбирали из Плутарха имена тираноубийц и воинов – таких как Кассий, Цинциннат, Гораций и Брут; члены ковенантской общины выбирали детям имена героев проницательных и благоразумных. Все их юноши были прекрасно развиты физически, однако старейшины запрещали им участвовать в школьных спортивных играх по вечерам в субботу, потому что, по их мнению, соревнования формировали в молодых людях мстительность, ненависть и стремление к уничтожению себе подобных.

В 70–80-е годы XIX века членов общины часто высмеивали, называя крикунами, трясунами, святыми плясунами, но их честность и аскетизм жизни постепенно внушили всем недоброжелателям уважение. Из года в год молодые люди женились на девушках из своей же конгрегации, и уже довольно скоро жители холма стали друг другу родственниками в каком-то колене. В середине 60-х опасность такого положения дел стала очевидной для всех. Предшественник доктора Джиллиса – которого, как позднее и самого Джиллиса, они выбрали себе постоянным врачом, – объяснил им пагубные последствия близкородственных браков. Старейшины выслушали его с невозмутимым видом, но тем не менее сильно встревожились. К счастью, доктор Уинстед умел говорить доходчиво. После этого для некоторых старейшин стало обычным предпринимать поездки в восточные штаты, чтобы посетить общины, родственные им по вере. Из этих поездок они привозили невест и женихов для молодых людей и девушек, живущих на холме, но своих никому не отдавали. Доктор Джиллис