– Товарищ комбриг, два часа назад изменения уже произошли. Радисты не смогли получить данные о погоде, так как эфир невероятно засорён искусственными помехами, явно не атмосферными. Пискотня морзянки идёт на всех диапазонах частот. Германия и её страны-сателлиты вообще прекратили радиопередачи сведений о погоде.

– Так… Товарищ Морозов, если в эфире наступит тишина, значит, немцы перешли в режим радиомолчания. А это означает, что все приготовления закончены, и части вермахта заняли исходные позиции для нападения на СССР. Если это произойдёт, то немедленно, я повторяю, немедленно докладывать мне и Пителину.

Я очень на вас надеюсь, ребята! Сегодня ночью никому из радистов не спать. Радиоэфир контролировать непрерывно на двух рациях. Понятно?

Затем я направился к своему начальнику штаба. По пути меня перехватил Стативко. Явно сильно возбуждённый, он затараторил:

– Товарищ комбриг, нужна ваша помощь. Начальник Волковыского артсклада ни в какую не хочет выдавать выстрелы к 37 мм зениткам, не хочет он отдавать и ППШ. Говорит, что мы уже выбрали все лимиты. Хитрожопый он – по другим позициям выбираем, и ничего, всё проходит на ура, а тут вдруг нельзя. Наверняка же гад пообещал кому-нибудь другому. Брать надо сейчас, а то следующая поставка будет только в августе.

– Какого чёрта он выкаблучивается? Что, не знает что ли, что мы бригада РГК, и его склад снабжается так хорошо только потому, что мы к нему приписаны.

– Вот и я ему про это, а он ни в какую. Нужно, чтобы вы, товарищ подполковник, фитиль ему вставили.

– Ладно, Бульба, сейчас, только зайду к Пителину, и мы с тобой доедем до Волковыска. Только будет ли он на месте в это время?

– А куда он денется? Я его немного попугал и пригрозил, что к нему на склад приедет сам комбриг. Вот тогда он узнает, почём фунт лиха.

– Хорошо, Тарас, ты пока организовывай туда транспорт. Свободных полуторок сейчас может и не быть, но максимум через час три машины должны возвратиться из расположения Сомова. Передай командиру автобата Жигунову, чтобы, когда они прибудут, он отправил их в Волковыск на артсклад, мы там их будем ждать. Рябе тоже скажи, чтобы обеспечил броневое прикрытие этих полуторок.

Сказав это, я повернулся и поспешил к начальнику штаба. Несмотря на то что положение складывалось угрожающее, и в это время мне стоило находиться в штабе, но вся моя предыдущая деятельность может пойти насмарку, если бригада не будет с избытком обеспечена зенитными снарядами. После начала налётов немецкой авиации подвоз боеприпасов может обратиться для нас адом. Да и артсклад они могли разбомбить в первый же день. Противовоздушная оборона в Волковыске была не ахти – гораздо слабее, чем в наших опорных пунктах.

С Пителиным я просидел минут тридцать. Мы всё обсудили и решили, что в том случае, если у немцев в радиоэфире наступит тишина, то немедленно по всем подразделениям бригады объявляется тревога и отдаётся приказ – при появлении вражеских самолётов вести огонь на поражение. Можно было ожидать, что диверсанты и представители «пятой колонны» нарушат проводную связь, а немцы заглушат радиоэфир. Поэтому Пителин сразу же, как только я уеду, должен был поднять по тревоге роту Курочкина и силами этой моторизованной части обеспечить доведение приказа до всех наших подразделений.

В нашей разведывательно-диверсионной роте было десять легких бронеавтомобилей БА-20 и четыре средних БА-10, которые мы получили ещё с первым эшелоном, пригнанным Бульбой из Горького.

В конечном итоге мы с Пителиным договорились, что приказы будем отправлять двумя броневиками, один из которых будет с пушечным вооружением. Вдруг диверсанты на дорогах устроили засады, а на паре бронированных машин они запросто обломают себе зубы. Небольшое время, которое нам потребовалось, чтобы всё обговорить на случай непредвиденных обстоятельств, было связано с тем, что все наши действия были уже давно распланированы и даже отработаны в процессе обучения. Во всём комплексе мер, которые бригада должна была предпринять, был только один новый элемент. Это теперешнее наше решение посылать для передачи приказа не по одному, а по два броневика. Предупредив своего начальника штаба, что меня в ближайшие три часа может на месте не быть, что можно и даже нужно при обострении ситуации действовать без меня, я направился к своей «эмке», где уже должен был находиться Тарас.

К артскладу мы подъехали в 21–50, и сразу же вместе с Бульбой направились в кабинет интенданта 1-го ранга. Начальник артсклада находился на месте, видимо, действительно ожидал меня. Когда я прямо с порога стал на него наезжать, то почувствовал, хоть и молчаливое, но явное противодействие. Гаврилов, наверное, заранее подготовил себя и настроился на отражение этой словесной атаки. Хотя я действовал проверенным методом, всюду приплетая имена Сталина, Жукова и Павлова. Потом начал давить на его партийное чутьё, несколько раз повторив, что у меня личный приказ Мехлиса. По всем законам снабженческого жанра интендант 1-го ранга должен был сдаться и открыть для нас свои закрома, но он стоял твёрдо, как скала, невозмутимо повторяя:

– Товарищ подполковник, ваша бригада уже давно перебрала все лимиты. Вы поймите, я обязан обеспечить боеприпасами все закреплённые за артскладом подразделения. У вас боекомплект уже составляет сто двадцать процентов, а у многих он не дотягивает и до двадцати.

– Гаврилов, и ты пойми, у тех, у кого двадцать процентов бумажного боезапаса, у них и пушек-то нет. На хрена им нужны снаряды, если стрелять не из чего! Ну? К тому же у нас бригада особая. Мы противотанкисты и будем сражаться на особо опасных направлениях, где попрёт самый сильный противник. Значит, у нас и расход снарядов будет намного больше, чем у обычной части. Так что давай, помогай, интендант «дорогой», сам же понимаешь, что только мы реально сможем тормознуть немцев.

– А у нас с ними «Пакт о ненападении», – тут же вывернулся Гаврилов.

В этот момент за окнами послышался шум подъехавших автомобилей. Стативко, думая, что это наши полуторки, пошёл на улицу, а я остался обрабатывать дальше упрямого интенданта. Когда я в очередной раз говорил Гаврилову, что судьбой 7-й ПТАБР занимается лично товарищ Сталин, раздался стук в дверь, и в кабинет вошёл незнакомый мне капитан.

Когда он представлялся Гаврилову, я молча сидел, внимательно разглядывая этого капитана. Услышав, что его группу направили из 9-й железнодорожной дивизии НКВД для усиления охраны артсклада, я немного удивился. Даже не столько факту усиления охраны, а тому, что для решения этого вопроса направили капитана. Уж очень высокое звание было у этого человека. Я достаточно хорошо знал командира 58-го полка этой дивизии Александрова. Звание у него было всего лишь капитан. Подразделение этого полка осуществляло охрану станций и мостов на близлежащих участках железной дороги. Это что же получается, командир полка капитан, и для охраны какого-то занюханного склада присылают цельного капитана, к тому же не из этого полка?

Мои размышления прервал Стативко. Заглянув в кабинет, он попросил меня на минутку выйти, чтобы разобраться с тем, какой калибр снарядов ему оформлять. В полном недоумении от его слов я вышел в коридор. Когда закрыл дверь в кабинет Гаврилова, Бульба стал шептать мне в самое ухо: