Марк потянулся, похрустел суставами, неохотно встал.

— Кто такой?

— Очень опытный, умный доктор. Профессор. Мой учитель.

Марк поднялся.

— Кстати, Ольга Юрьевна, вы должны похвалить меня.

— За что же?

— Если бы я не обидел сегодня утром старика Никонова, емупришлось бы подписывать завещание. Вряд ли после этого его фифа стала бынавещать его так часто и кормить с ложечки йогуртом.

Доктор ничего не ответила.

В кабинете, у окна, стоял высокий мужчина в белом халате.Массивные плечи, крупная круглая голова, густой седоватый ёжик, свежий запахдорогой туалетной воды.

— Вот, Кирилл Петрович, привела.

Профессор развернулся. Приятное, гладкое, правильное лицо.Глаз не видно за дымчатыми очками.

— Ну, что вы застыли? Проходите, присаживайтесь. Давайтепобеседуем. Меня зовут Кирилл Петрович Гущенко. Ваше имя вы, насколько мнеизвестно, забыли.

Профессор опустился в кресло. Марк продолжал стоять.Скрипнула дверь, в кабинет заглянула сестра.

— Ольга Юрьевна, можно вас на минуту?

— Да. Сейчас. — Филиппова вопросительно посмотрела напрофессора.

— Иди, Оленька, мы тут пока поговорим по-мужски. — Профессорулыбнулся и подмигнул ей.

Когда она вышла, в кабинете стало тихо. Марк так и не сел.Гущенко достал сигарету, повертел её в руках.

— Курить здесь нельзя, а хочется, — произнёс он задумчиво. —Скажите, вы знаете, какой сегодня день?

— Вторник.

— Правильно, вторник. А год, месяц, число?

Марк ничего не ответил. Под взглядом невидимых глаз емустало холодно, почти так же, как той ночью, в кабинке колеса обозрения.

Гущенко вальяжно откинулся на спинку кресла, вытянул ноги. Унего были отличные, очень дорогие ботинки из тёмно-серой кожи, на мягкойтолстой подошве.

— Ну, господин сочинитель, — произнёс профессор послеследующей порции мучительной тишины, — не надоело валять дурака?

* * *

— Здравия желаю, товарищ генерал. Да, так точно, это я,Матвей. Узнали сразу, значит, богатым не буду. Как самочувствие? Нузамечательно, рад за вас. Конечно, помню вашу просьбу, уже есть нескольковариантов, в любое удобное для вас время привезу, куда скажете. Добро, добро,понял. Сделаем. Иван Поликарпович, простите, что беспокою, у нас тут небольшиенеприятности, какой-то сумасшедший увязался, на «Жигулях». Молодой парнишка,рыжий. «Шестёрка» бежевая, грязная. Номер? Сейчас скажу.

Тома, не дожидаясь просьбы, обернулась назад, разгляделаномер «Жигуленка» и произнесла вслух. Дядя Мотя повторил в трубку.

— Пусть там разберутся, кто он и откуда взялся. Да, спасибо,Иван Поликарпович, жду, мой дорогой. Обнимаю вас.

Дядя Мотя убрал телефон. Облезлый «Жигуленок»грязно-бежевого цвета упрямо торчал в зеркале заднего обзора. Ика видела, какрыжий парень в джинсах и широком сером свитере выскочил из подъезда вслед заними, слышала, как он заорал: «Стойте! Милиция!»

Теперь он ехал следом.

«Если он действительно из милиции, почему нас неостанавливает ДПС? — подумала Ика. — У „Жигуленка“ даже антенны нет. Может, онникакой не мент?»

Ей вдруг пришла в голову совершенно идиотская мысль, чтоСтас мог попросить о помощи своего сводного брата Костика. Он был старше Стасана двенадцать лет, воевал в Чечне, вернулся с инвалидностью, работал охранникомв каком-то кафе, кололся и, по словам Стаса, был прямо бешеный.

«Может, этот рыжий и есть Костик? Даже если так, что толку?Допустим, он запомнит номер их машины, проследит, куда мы едем. А дальше? КтоКостик и кто они! Дядя Мотя уже связался с каким-то генералом. Ага, вот поэтомунас никто и не останавливает. У них спецномера. Значит, не важно, кто этотрыжий. Костик, мент, Робин Гуд, Питер Пен или Индиана Джонс. Если бы это былокино, рыжий достал бы пушку, которую случайно прихватил из Чечни, пальнул бы импо покрышкам, вытащил меня, их всех перестрелял бы к чёртовой матери, а меня насвоём „Жигуленке“ отвёз в Быково, к слабоумной тёте Свете, чтобы я там началановую жизнь. Или нет, он бы взял их живыми, мне вручил бы вторую пушку, которуютоже случайно прихватил из Чечни, и мы бы с ним отвели их, дрожащих от страха,в ближайшее отделение милиции. А там как раз сидел бы друг рыжего, который тожевоевал в Чечне, честный благородный мент. В финале мы с рыжим поженились, нуили просто целовались бы на берегу моря, под шум прибоя и красивую музыку».

— Ну давай, говори адреса, — в десятый раз повторила Тома.

Они уже забрали все ключи, которые нашли в квартире, итеперь требовали, чтобы она назвала адреса студии и гостиницы.

— К-куда мы едем? — спросила Ика.

— Не твоё дело.

У дяди Моти зазвонил мобильник.

— Да, слушаю. Нет, я уже сказал, за рулём молодой парень,лет двадцать семь, наверное. Ну, значит, ездит по доверенности. А, вот, все, явижу, его стопанули. Передайте от меня товарищу генералу большое сердечноеспасибо. Всего доброго. Да, жду.

Ика оглянулась. «Жигуленок» прижался к обочине. Рядом с нимстояла машина ДПС с синей мигалкой на крыше.

— Адреса, давай адреса, — гундела Тома.

— М-мне надо в туалет.

— Потерпишь.

— Н-нет. Н-не могу. С-сейчас описаюсь. — Она заёрзала насиденье и как бы нечаянно дёрнула дверную ручку.

Разумеется, всё было заблокировано.

— Как только ты назовёшь адреса, мы остановимся у ближайшего«Макдоналдса», и ты сходишь в туалет, — пообещал дядя Мотя.

Ика закрыла глаза — и тут же оказалась в своей детской. Одиниз старых любимых приёмчиков: когда совсем худо, мысленно вернуться туда, вкукольный рай, на тот свет, домой, к маме с папой, забиться в уютную,воображаемую нору, единственное место, где чувствуешь себя в безопасности.Вспомнить и назвать по именам всех кукол, мишек, обезьян, понюхать цветымаленького лимонного дерева, которое росло в горшке у окна. Когда оно цвело,вся комната наполнялась тонким волшебным ароматом. Ни одни цветы, ни одни духитак не пахнут, как лимонный цвет.

— Слушай, лапушка, что за фокусы? Ты же сама сказала, чтохочешь поехать с нами на квартиру, где спрятана видеокамера, — уговаривал еёдядя Мотя, развернувшись с переднего сиденья, — ты собиралась помочь нампоймать маньяка, который убил Женю. Что же теперь?