родитель является Принцем Ада, и ее семья, а также семья Консула, знали об этом и скрывали правду о ее происхождении… Возможно, это не противоречит Закону, но и не внушает доверия к семье Эрондейл.

Люди начали переговариваться вполголоса. Бриджсток заявил:

– Итак, лондонский Анклав утратил доверие к Эрондейлам и больше не считает, что они достойны руководить нашим Институтом. Кстати, если бы они признались раньше, мне, возможно, не пришлось бы сейчас терпеть адскую боль от кошмарного символа, выжженного у меня на руке. – И он злобно надулся.

– Не стоит говорить от имени всего Анклава, – неожиданно возразила Эсме Хардкасл. – Допустим, Тесса с самого начала знала, что ее отец – Велиал. Зачем, как вы считаете, ей было объявлять об этом во всеуслышание? Чтобы угодить на скамью подсудимых на вашем… на вашем трибунале?

В этот момент поднялся Чарльз.

– Это не трибунал, – произнес он. У него было странное лицо; казалось, кожа была слишком туго натянута на череп. – Это встреча, на которой мы должны решить, каковы будут наши дальнейшие действия.

– Мы? – переспросил Уилл.

Он смотрел на Чарльза с выражением какого-то радостного недоумения. Может быть, он решил, что Чарльз хочет помочь? Корделия тоже сначала так подумала… но в следующее мгновение поняла, что ошиблась.

Чарльз обернулся к аудитории. Его губы были сжаты в тонкую линию.

– Из всей нашей семьи только у меня хватило смелости произнести это вслух, – сказал он. – Но Инквизитор прав.

Корделия покосилась на Мэтью. Он застыл, крепко зажмурившись, как будто пытался отключиться от происходящего, мысленно перенестись куда-нибудь далеко от Института. Генри, сидевший рядом, был бледен, как мертвец. Шарлотта не шевелилась, бесстрастно смотрела на сына, но было ясно, что это стоит ей огромных усилий.

– Я знаю Эрондейлов с раннего детства, – говорил Чарльз. – Но это ужасное открытие потрясло нас всех. Я хотел бы заверить присутствующих, что не был поставлен в известность об истории с Велиалом. Я считаю, что Эрондейлы обязаны были открыть истину о происхождении чародейки, и моя мать нарушила свои клятвы, умолчав об этом. Я не рассказал о родстве Тессы Эрондейл с Велиалом не потому, что хотел защитить своих родителей, а потому, что ничего не знал.

Повисла ужасная тишина. Корделия пристально смотрела на Чарльза. Чего он добивается? Как у него хватило подлости предать свою семью? Она обернулась к Алистеру, ожидая увидеть белое от ярости лицо, но тот даже не смотрел на Чарльза. Юноша не сводил глаз с Томаса, который сидел на дальней скамье, сжав руки в кулаки, и, видимо, с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на предателя.

– Чарльз, – устало произнес Гидеон. – Ты говоришь так потому, что опасаешься за свою будущую карьеру, хотя одному Ангелу известно, как ты мог дойти до подобной низости. Нет никаких доказательств, что Эрондейлы общаются с Велиалом или действуют по его указке, но ты при всех намекаешь на какой-то заговор…

– Этого я не сказал, – резко ответил Чарльз.

– Но ты это подразумеваешь, – настаивал Гидеон. – Это верх цинизма. В час, когда Анклав должен объединиться, чтобы справиться с угрозой, исходящей от Велиала, ты пытаешься нас разделить.

– Он говорит от имени тех, кто ничего не знал еще вчера! – крикнул Бриджсток. – Мы и не догадывались, что в Институт проникло отродье Принца Ада! Не могу поверить, что он ни разу не обращался к вам, ни разу не пытался связаться со своими потомками…

Джеймс вскочил на ноги. Он выглядел точно так же, как в тот вечер в переулке с демонами, когда целился в противника из револьвера: ангел-мститель с золотыми глазами.

– Если бы Велиал попытался обратиться к нам, – прорычал он, – мы бы отвергли его.

Корделия выпрямилась, собираясь встать. Она выступит с речью в их защиту, думала девушка. Она поклянется чем угодно, она убедит их в том, что у Эрондейлов имеются все основания ненавидеть Велиала… Она не бросит Джеймса и Люси в беде…

Кто-то коснулся ее руки. Сначала Корделия подумала, что это Алистер хочет заставить ее сесть на место, но, обернувшись, с изумлением увидела рядом Кристофера. Кристофера, который, как она считала, находился в лазарете. Он смотрел на нее с необычно серьезным выражением, и пурпурные глаза за толстыми круглыми очками казались огромными.

– Идем со мной, – тихо произнес он. – Поторопись. Никто не заметит во всей этой суматохе.

Алистер поднял голову и пожал плечами, словно говоря, что он тоже ровным счетом ничего не понимает.

– Кристофер, – прошептала Корделия. – Я должна сейчас выступить…

Кристофер перебил ее с настойчивостью, совершенно для него не характерной. Девушка была поражена.

– Если ты действительно хочешь помочь Джеймсу, идем со мной. Тебе срочно необходимо кое-что узнать.

До самого конца собрания Ари не могла оправиться от потрясения. Она, конечно, давно знала, что ее отец предвзято относится к Эрондейлам; об этом недвусмысленно говорили его возмутительные записки. Да, они спасли от гибели Лондон, а возможно, и весь Сумеречный мир, но в глазах Мориса Бриджстока оставались выскочками, получившими слишком щедрое вознаграждение. Он не считал их служащими, преданными Конклаву и честно выполняющими свой долг, – в отличие от себя самого.

Ари, напротив, была уверена в том, что за двадцать лет службы Уилл и Тесса показали себя достойными должности руководителей лондонского Института; придирки отца казались ей нелепыми и мелочными. Она и не догадывалась об истинных чувствах Инквизитора к Эрондейлам; его ненависть была настолько сильной, что при первой же возможности он попытался их уничтожить.

Разумеется, сегодня девушка сидела среди Лайтвудов; место слева от нее занимал Габриэль, справа сидела Анна. Когда отец грозно выставил перед собой указательный палец и принялся обвинять своих врагов во лжи и корыстолюбии, он смотрел прямо на Ари. Кстати, матери в храме не было; Ари это показалось странным.

Она хотела взять Анну за руку, но та сидела неподвижно, скрестив руки на груди. Как всегда в минуту опасности, она тщательно скрывала свои эмоции.

В конце концов, когда люди начали перебивать друг друга и выкрикивать оскорбления, был объявлен перерыв, чтобы все успокоились. Присутствующие разбились на группы: Эрондейлы и Лайтвуды собрались вместе, Мэтью присоединился к родителям. Ари заметила, как Алистер – почему-то один, без Корделии – пересек храм, подошел к Чарльзу, который стоял в одиночестве, с угрюмым лицом, и заговорил с ним. Вообще-то, это был не совсем разговор; Алистер, казалось, бранил Чарльза или выговаривал ему, делая возмущенные жесты. Чарльз смотрел в пространство и делал вид, что не слышит. «Во имя Ангела, – подумала Ари, – как я могла даже притворяться, будто помолвлена с этим человеком?»

Потом