Посмотрев на уверенное поведение гостьи, на её разумность и повадки, Платон сразу же определился и с её именем. Она явно ему кого-то напоминала. Её нежная, решительная доверчивость, раскрывающая безграничную любовь к Платону, привела его к решению назвать кошечку Машулей.

И та почему-то сразу приняла имя. Может быть, Платон просто угадал его. По всему было видно, что кошечка хорошо воспитана и ухожена, но видимо вышла из дома и нечаянно, из любопытства, потерялась, а может её даже подбросили.

Машуля быстро освоилась и залезла на Платона, улегшись потом на его плече и шее.

Вошедший и увидевший неожиданную картину, Гудин с восторгом побежал хвалиться Надежде увиденным.

Та быстро и с любопытством вошла, и с видимой ревностью бесцеремонно сняла котёнка с насиженного плеча, унося к себе в кабинет, чтоб «поиграться». Платон промолчал, но через некоторое время пошёл посмотреть. Чувство разочарования от грубой неумелости и бесцеремонности Надежды, пытавшейся приказывать кошке (?!) и кричать на неё, вдруг сменилось у него чувством удовлетворения тем, что Машка сразу же откликнулась на его призыв и стремглав убежала прочь, на ходу оседлав надёжное плечо друга. Позже её отдали в надёжные руки.

Именно тогда Платон ещё раз убедился, что Надежда не умеет нормально общаться не только с людьми, но и с животными, во всяком случае, с кошками.

Сейчас же он убедился и в отношении собак.

Наслаждения и раздражения Надежды вскоре были неожиданно оборваны каким-то бомжем, позвавшим пса. Тот тут же вскочил на лапы и рванул на знакомый голос друга.

Тогда удивлённая и обиженная, заядлая собачница Надежда грустно резюмировала, оправдывая своё фиаско:

– «А Тузик с бомжем – одна стая!».

Гудин с Надькой тоже, похоже, одна стая?! Даже ведут себя как-то одинаково?! – довольно достоверно предположил про себя Платон.

Когда один раз, воспользовавшись паузой, Платон нечаянно влез в разговор Гудина с Надеждой с коротким вопросом, то Иван Гаврилович чуть ли не гаркнул на начальницу, пытаясь обратить её внимание снова на себя.

– «Да! Не вовремя я, пожалуй, со своим вопросом!» – решил Платон.

Но вскоре постучали в дверь. Платон, стоявший к ней ближе всех, открыл её. В образовавшийся дверной проём просунулась масляно заискивающая и характерно улыбающаяся типичная мужская физиономия с вопросом об Инне Иосифовне.

Получив отрицательный ответ, физиономия, слащаво поблагодарив, скрылась за захлопывающейся перед её любопытным носом, дверью. Платон с Гудиным понимающе переглянулись.

– «Ну…, ну…!» – не знал, как выразить свои чувства Иван Гаврилович.

– «Ну, классика!» – помог ему догадливый Платон.

– «Да! Чистокровный еврей!» – восторженно поддержал своего догадливого товарища Гудин.

Тут же, к месту и теме, в связи с увольнением Инны Иосифовны, Платон высказал Надежде сомнение по поводу целесообразности установки теперь второго телефона.

– «Ты, что? Дурак!» – неожиданно, даже для привыкших к этому сотрудников, беззлобно схамила ему Надежда Сергеевна, выходя прочь.

– «Да-а! Свояк свояка видит издалека!» – задумчиво протянула, случайно здесь оказавшаяся Нона, глядя вслед выходящей из кабинета начальнице своих товарищей.

А в этот момент, никак не успокаивающийся Иван Гаврилович, обращаясь к Платону и невольно отвлекая его от неприятного эмоционального осадка, оставленного зарвавшейся хамкой, всё ещё продолжал любимую и больную для него тему:

– «Ты очень точно сказал! Как всегда! Истина!».

– «Истина всегда там, где есть минимально краткий ответ на поставленный вопрос!» – грустно и задумчиво философствовал незаслуженно обиженный интеллигент.

Люди так устроены, что если их вынудили унижаться другие люди или обстоятельства, то при любом удобном случае, и не очень, они всегда захотят взять реванш, чтобы с лихвой отыграться.

Да и любой проигрыш – это в какой-то мере, степени – унижение.

В связи с этим случаем, Платон рассуждал так: из-за своей глупости и некультурности человек должен страдать сам, а не заставлять страдать других.

Поэтому я всегда и продумываю всё сам и не доверяю другим людям, недоумкам.

А вот с бескультурьем – не знаю, как и бороться-то? Платон задумался и начал записывать:

Надежда пыталась взять себе и неформальное лидерство в коллективе.

А Гудин пытался не стать последним.

Поэтому оба они, во многом скорее подсознательно, невольно ополчились на Платона, как единственно возможную и оставшуюся кандидатуру.

А тот, видя это и прочувствовав ситуацию, решил, что пора прекращать метать бисер перед свиньями.

Он прекратил активное общение с коллегами, не стал их больше провоцировать на всякого рода ляпы, и даже те, не редко из них всё же проявлявшиеся, он теперь уже старался не замечать, а на хамство и на глупость просто не реагировать. Первой это заметила чувствительная Нона.

– «Ты что-то в последнее время стал какой-то не такой! Более молчаливый и грустный, что ли?!».

– «Бисер кончился!».

Прошёл уже довольно большой период работы Платона в ООО «Де-ка».

Он ощутил, что полностью исчерпал этот коллектив, в плане поиска новых сюжетов, жизненных катаклизмов и литературных ляпов. И это каким-то образом стало заметно и другим коллегам.

Первым об этом, боясь точно остаться последним, но с кучей работы, опасливо поинтересовался Гудин:

– «А чего, ты от нас уходишь, что ли?».

– «Да нет! Пока и не думал вовсе! Но даже хорошее надоедает…» – Платон сделал паузу, наблюдая за расплывающейся от комплимента и успокоенности физиономией Гудина, и по привычке вновь тыча того мордой в сено:

– «…чего уж тут говорить о Вас!?».

И тут же окончательно добивая того, на его изумлённое и красноречивое молчание, фразой: