на фоне пламени. – Ему было наплевать на последствия, если бы мы не добрались до островов.

Фейт мучалась от чувства вины и стыда. За то, что заставила его волноваться, а следом и остальных, поскольку теперь все они смотрели на нее с таким же выражением на лицах. И она уже открыла рот, когда ее перебили.

– Только не проси прощения, – сказала Кайлер, предвидя ее слова.

Пришлось прикусить язык, чтобы не просить прощения за то, что она хотела извиниться.

– Он на меня сердится? – спросила Фейт и сжалась в ожидании ответа.

Ей ответила Ливия:

– Нет, конечно, нет. Он просто думает.

– Прошло много времени с тех пор, как он позволял себе чувствовать что-то к кому-либо, – объяснил Кайлер.

Фейт с трудом сглотнула. С ее стороны было глупо не подумать об этом, но предположила, что их отношения отличаются от того, что было у него с Фаррой, судя по тому, что с такой душевной болью он о ней говорил.

– Он винит себя в случившемся с ней. И всегда будет винить, – печально добавил Изая. – Но если что-то случится с тобой…

– Я понимаю, – прошептала Фейт, больше ни на что не способная.

– Нет, не понимаешь, – возразила Ливия, и в ее голосе прозвучали резкие нотки. – Ты не понимаешь, насколько мы были близки к тому, чтобы потерять его, возможно, насовсем, поскольку ему было все равно, жив он или мертв. Ты не понимаешь…

– Лив, – мягко оборвал ее Кайлер.

– Она должна знать, – настаивала Ливия. – Я понимаю твою жажду мести там, в гостинице, но подумай о жизнях, которые сломаются в результате твоей смерти, прежде чем в следующий раз поведешь себя также безрассудно.

Фейт ошеломленно моргнула. Затем покорно отвела взгляд от командира. Чувство вины заставило ее замолчать, и она больше не поднимала глаз, хотя слышала, как Ливия встала и после секундного колебания отошла к другой стороне лагеря.

Фейт устало опустила голову, признавая поражение. Кайлер ласково сказал:

– Тебе нужно немного поспать. – Встав, он наклонился, чтобы сжать ее руку в знак утешения.

Она не стала говорить, что после трех неподвижных дней думала о сне в последнюю очередь. Фейт взяла лежавшее рядом одеяло и завернулась в него. Затем легла на спину и стала наблюдать за танцем и переплетениями языков пламени, прислушиваясь к треску раскалывающейся древесины и шипению огненных звездочек. Она подождала достаточно времени, чтобы остальные, по ее мнению, успели уснуть. Но сама так и не сомкнула глаз, и дело было вовсе не в трехдневном отдыхе.

Фейт медленно приподнялась, оглядывая неподвижно лежавших фейри. Бесшумно, как привидение, поднялась на ноги и накинула одеяло на плечи, чтобы защититься от ночной прохлады, а потом осторожно зашагала по лесу. Прошло немного времени, прежде чем она увидела его, стоящего к ней спиной. Яркая луна освещала силуэт, он прислонился к дереву, тело обрамляло серебристое свечение, а пряди волос стали белыми.

Услышав ее приближение, Рейлан слегка повернул голову, и сердце Фейт забилось быстрее от мучительной мысли, что он оттолкнет ее.

– Тебе лучше поспать, – только и сказал он, не оборачиваясь полностью, чтобы посмотреть на нее.

– Думаю, я надолго выспалась.

Рейлан снова посмотрел вперед, и у нее внутри все сжалось. Фейт не знала, стоит ли повернуть назад и оставить его в уединении, которого он искал. Но она не могла… Не могла отвернуться от него. Поэтому прошла вперед и оказалась прямо перед ним, закутанная в одеяло. Его взгляд был отстраненным и настороженным. Какой ей часто приходилось видеть в Хай-Фэрроу, когда они были едва знакомы.

– Ты должна отдыхать, пока можешь…

– Я жива, – выпалила она в приступе отчаяния. – Я жива, я здесь и никуда не уйду. – Рейлан вздрогнул, словно от боли. – Когда ты уже признаешь это?

Рейлан выпрямился и шагнул к ней:

– Если бы я этого не признал, Фейт, то поверь, вел бы себя совершенно по-другому.

– Тогда почему ты даже не можешь спокойно смотреть на меня? – разозлилась она.

Рейлан изучал ее со страхом, который проникал в самую душу. Возможно, дело было в лунном свете, падающем на его идеальное лицо, подчеркивая каждый контур и придавая ему вид призрака. Но загнанный взгляд его сапфировых глубин, которые соперничали со звездным ночным небом, свидетельствовали о чем-то более глубоком. Сформировавшимся из боли, настолько укоренившейся, что она никогда не переставала расти.

– Потому что ты – моя главная слабость, – едва слышно произнес он. Фейт ошеломленно моргнула. – Но также и моя самая большая сила, Фейт. Однажды я уже потерял все и каждый день думал, что близок к мучительной смерти, к какой только может быть живой человек.

– Тебе не обязательно объяснять…

– Хочешь знать, что я видел в Вечном лесу?

Сердце Фейт замерло при воспоминании о том дне, ее сковал холод, пока он пристально смотрел на нее с той же мертвенной отрешенностью, как и в день испытания в лесу Хай-Фэрроу. Взгляд, который никогда не изгладится из памяти.

– Я подготовился пережить все ужасы и страхи, которые мог вызвать лес. Думал, что смогу собраться с духом, вспомнить самое худшее и встретиться с этим лицом к лицу. Но к чему я не смог бы подготовиться… Так это к встрече с тобой.

Фейт охнула, едва дыша.

– Лес раньше меня знал, что ты станешь моим самым большим страхом. Что я рассыплюсь на части, если видение сбудется. Что вся пережитая мной боль потери окажется ничем по сравнению с потерей тебя. В первый день после отъезда из гостиницы твое дыхание было таким же слабым, как в том видении. Сердце едва билось. Ты была бледной, еле живой. Второй день был не лучше, но, по крайней мере, ты пришла в сознание настолько, чтобы попить. В четыре часа третьего дня я был близок к тому, чтобы повернуть вспять, с ужасом думая, что увожу тебя все дальше от реальной помощи. Затем, в пятом часу, ты глубоко вздохнула и посмотрела на меня, и я готов был упасть на колени от облегчения, такого сильного, что оно давит на меня до сих пор.

Ее сердце, должно быть, остановилось. Стало холодно, очень холодно, когда она посмотрела в его сверкающие синие радужки, в которых читалась душераздирающая уязвимость. Рейлан никогда не демонстрировал свой страх, но сейчас в глазах закаленного в битвах воина застыл ужас.

Фейт сделала шаг вперед. Затем еще один. Ее рука, сжимавшая одеяло, разжалась и потянулась к его лицу, словно боялась, что он нереален или она вот-вот проснется. Кончики пальцев покалывало от его гладкой, угловатой челюсти. Другая рука потянулась к