Скилицез хотел добавить что-то еще, но новые крики кочевников заглушили его слова.

Со штандартом в руке Аргун двинулся на восток, держась в высоком седле очень прямо. Только крепко сжатые губы выдавали, как трудно давалась старому кагану эта величавая осанка. Как обычно, оба его сына скакали по правую и левую руку от отца. Возможно, подумал Горгид, каждый из них не хотел оставлять другого с отцом наедине.

Аршаумы, по одному и отрядами, следовали за вождями. Гуделин очень хотел ехать на крытой телеге позади кагана, но Скилицез был решительно против.

Несмотря на свою железную волю, Аргун не выдержал такой скачки слишком долго и поехал медленнее. По дороге Аргун забрасывал Скилицеза вопросами о земле, расположенной к востоку от Шаума.

Разговоры о методах ведения войны в горах и степи вскоре осточертели Горгиду. Несмотря на то что каган проводил своего спасителя разочарованным взглядом, грек решительно отправился на поиски Толаи. Он хотел бы вдоволь наговориться с шаманом о лекарственных растениях. Такая тема куда ближе его сердцу.

— Одни из корней, что ты мне дал, пахнет как… — Горгид запнулся: он не мог подобрать слова на языке аршаумов. — Он оранжевый, вот такой длины и чуть толще большого пальца.

— Морковь, — понял шаман.

— Спасибо. У нас ее только едят. Больше ничего. А вы — для чего используете?

— Смешиваем с ночным суланумом и корнями руты, еще туда — дикий мед. Лечит от… — Толаи произнес слово, которого грек не знал. Шаман усмехнулся и сделал жест, после которого сомнений не осталось.

— От геморроя, понимаю.

Для аршаумов, которые не слезали с седла, эта болезнь могла стать довольно крупной неприятностью.

Грек уточнил:

— Эту мазь вы принимаете внутрь… едите? Или… э-э… Кладете туда, где… м-м… где болезнь?

— Делаем кашицу, кормим больных. А чтобы класть туда, где болезнь, есть мазь из гусиного жира, яичного белка и сока диких роз. Растираем больное место. Смягчает.

Горгид наклонил голову в знак согласия.

— Попробуй добавлять к этому снадобью немного меда. Мед обычно очень помогает. Это очень хорошее противовоспалительное.

Подобные беседы доставляли греку куда больше удовольствия, чем ожесточенные споры о том, как лучше перебить какую-нибудь засаду на горной тропе.

Спустя некоторое время Горгид ощутил чувство вины. Все-таки он явился в степи как историк, а не как врач. И потому перевел разговор на другую тему.

— Скажи, Толаи, почему ваш народ и хаморы так не похожи друг на друга?

Толаи нахмурился.

— Зачем народу аршаумов быть сходным с “волосатыми”? — В его голосе прозвучало столько же пренебрежения, сколько в тоне Горгида, когда тот говорил о “варварах”.

— Я не хочу обидеть. Мне интересна причина, — поспешно сказал Горгид. — Я чужеземец. Я вижу: вы живете в степи. Одна местность, один климат. Мне удивительно, почему вы столь не похожи — и внешне, и обычаями.

Если доктрина Гиппократа, изложенная в трактате “Воздух, вода, местность”, правильна, то хаморы и аршаумы должны быть похожи между собой. А в теории Гиппократа Горгид всегда свято верил.

Однако Толаи основывался на совершенно иных теоретических предпосылках. Убедившись в том, что грек не хочет задеть его самолюбия, шаман охотно разъяснил:

— Я расскажу почему. Мы, аршаумы, — первая раса людей, появившихся в степи. И вот один из наших мужчин тосковал без жены. Он переспал с козой. От этого союза родились все хаморы. Вот почему они так отвратительно волосаты. Вот почему!

Горгид внезапно пожалел о том, что отрастил бородку. Он записал рассказ Толаи, раздумывая о том, что Гиппократ в очередной раз не слишком преуспел: великий медик писал, что степные кочевники — плотные, полноватые люди с бедной растительностью на лице и красноватой кожей. Хаморы соответствовали первой половине характеристики, аршаумы — второй. Но ни одно из племен не подпадало под описание целиком.

Грек задумчиво потер ложбинку между большим и указательным пальцем.

— Знаешь что, Толаи… Расскажи мне побольше об этой козе!

* * *

Виридовикс пытался рассмотреть Шаум сквозь воющую метель.

— Где же кончается эта проклятая река? — крикнул он возмущенно, будто Батбайян нарочно спрятал противоположный берег Шаума.

— О, — отвечал хамор, — там, где ей надо. Пройти по льду легко. Трудно уговорить дьяволов на том берегу не убивать нас.

Предложение Виридовикса просить помощи у аршаумов ужаснуло молодого хамора, хотя, казалось бы, теперь на всем белом свете не осталось такого, чего бы он испугался. Страшными сказками об аршаумах хаморские матери издавна пугали непослушных детей.

Галл сделал вид, будто не замечает мрачного настроения друга.

— Сперва одна забота, потом другая. Перейдем на тот берег — тогда и будем думать о тех, кто живет на той стороне.

Он не дал Батбайяну времени возражать. Просто пригнулся к гриве коня и поскакал к Шауму. Покачав головой, Батбайян последовал за ним.

Будь Виридовикс более опытным всадником, он не помчался бы галопом вниз по склону через метель. Земля была покрыта густым снежным одеялом. Виридовикс летел под уклон, к реке. Лошадь дико заржала, когда ее копыто провалилось в невидимую нору, и повалилась набок, увлекая за собой всадника. Виридовиксу повезло: хотя дыхание его пресеклось, когда он ударился о землю, снег смягчил падение. Галл отделался ушибами. Но он услышал, как хрустнула нога лошади.

Пока Виридовикс барахтался в снегу, неловко поднимаясь, Батбайян успел соскочить с седла и прикончить несчастное животное. Над горячей кровью поднялся пар.

Батбайян повернулся к галлу:

— Помоги разделать. Мы возьмем, сколько сможем унести.

Виридовикс вытащил из ножен кинжал. Он не слишком жаловал жесткое клейкое лошадиное мясо, но это было куда лучше, чем пустой желудок. Когда мрачная работа была закончена, Батбайян сказал только:

— Будем ехать по очереди. Конный проложит дорогу пешему.

Он не стал тратить времени на то, чтобы устроить Виридовиксу выволочку. Кельт и сам хорошо понимал, чего стоило им его легкомыслие. Теперь они обречены тащиться со скоростью пешего, а единственная лошадь понесет на себе вооружение и припасы.

Шаум был медленной рекой. Зимой его воды сковывал лед. Но в середине оставалась полоска воды — около двухсот метров шириной. Куски льда с шуршанием и треском наползали друг на друга. Течение относило их дальше, на юг.

Кельт содрогнулся, глядя на черную воду.

— Нет смысла и пытаться переплыть, — сказал он. — Мгновение — и ты еще одна льдинка.

— Посмотри туда, — сказал кочевник, указывая чуть ниже по течению реки.