Таково было положение на Сибирской железной дороге в то время, когда роль ее выдвигалась на первое место и приобретала огромное значение в деле обеспечения успеха в великой русской отечественной задаче.

К весне 1919 года чехов разместили вдоль железной дороги по квартирам. Но они заявили, что поездов, двадцать тысяч вагонов, они не отдадут; чешское командование выставило к этим вагонам, нагруженным краденым добром, усиленные караулы. Все это делалось под покровительством чешского главнокомандующего, французского генерал-лейтенанта Жанэна.

В середине марта 1919 года на меня было возложено поручение адмиралом Колчаком осмотреть гарнизоны всех больших городов Сибири. Проездом из Владивостока некоторые из них я посетил вместе с английским генералом Ноксом. В Иркутске нас пригласил к себе командующий войсками округа генерал-лейтенант Артемьев. Во время разговора он развернул перед нами ужасную картину разнузданности чехов-легионеров и вреда, приносимого ими населению. Старый боевой русский генерал-лейтенант трясся от гнева и от сдерживаемого негодования – поставить на место эту трусливую, развращенную массу чехов, которых в свое время взял немало в плен и корпус генерала Артемьева в Галиции и в Польше.

Представитель Великобритании Нокс, который был отлично в курсе всего, который и сам возмущался в интимном кругу воровством и разнузданностью чехов, теперь только пожимал плечами и говорил, что надо терпеть, так как «в будущем чехословацкие войска могут-де принести пользу».

Ненависть и презрение к дармоедам, обокравшим русский народ, призвавшим его к совместной борьбе с большевиками, а потом трусливо спрятавшимся в тыл, возрастала в массах населения сибирских городов, в деревнях и в армии. Проезжая по улицам Иркутска, Красноярска и Новониколаевска, я обращал внимание Нокса на пестревшие на заборах во многих местах надписи мелом и углем: «Бей чехов! Спасай Россию!»

Нокс пожимал плечами и бормотал что-то о несдержанности русского народа.

Весну, лето и начало осени 1919 года чехи провели в тылу Сибири. Ни одна чешская часть, ни один легионер не принял участия в борьбе против большевиков.

Как было упомянуто ранее, сейчас же после переворота 18 ноября 1918 года, чехи заняли по отношению к адмиралу Колчаку враждебную позицию. Только Гайда прислал ему в первый же день телеграмму с выражением своей преданности и готовности поддержать его. Этот жест усилил еще более расхождение между чешскими генералами. Положение Гайды сделалось очень непрочным, так как чешский национальный комитет стал всецело на сторону Сырового. Гайда представил все дело адмиралу Колчаку так, что его-де, за преданность русскому Верховному Правителю, выживают с высокого командного поста. Колчак, поддавшись своему доброму сердцу и импульсивности характера, сделал чеху почетное предложение – занять пост командующего 1-й Сибирской армией. Ее низким поклоном и со словами льстивой благодарности принял Гайда милость высокого русского военачальника. Таким образом, Гайда вступил в ряды русской армии и был зачислен в нее с чином генерал-майора.

Лучшим русским обществом и офицерством эта весть была принята как унизительная пощечина. Уже и тогда ходили в Сибири слухи, что Гайда самозванец, что он на самом деле бывший фельдшер, обманным способом принявший чин офицера при его дезертирстве из австро-венгерской армии в Черногорию. Но эти слухи опровергались официально, а адмирал Колчак, поверивший Гайде безгранично, запретил распространение их под угрозой суровой кары. Чехи же скрывали правду по вполне понятным причинам.

Теперь, по истечении десяти лет, положение вещей выяснилось. Оказывается, в этом человеке все ложно, начиная с имени[38]. Не Radola Gaida, а Rudolf Geidl, окончил курс 4-х гимназических классов в Богемии в 1908 г. Два года затем он изучал при университете косметику, после чего поступил фармацевтом в аптекарскую лавку.

Начало мировой войны застает Гайда в австро-венгерской армии на должности санитарного унтер-офицера. В 1915 году он – в плену у черногорцев, и здесь решает назвать себя доктором Гайдой, по специальности врачом. Черногорцы поверили ему, и из фармацевта вылупился врач. Гайда служит на этой должности в черногорской армии до ее конца в 1916 году. Тогда он решает перекочевать в Россию. На итальянском корабле отплывает в Одессу и под именем Радоля Гайда вступает в чешские войска. Здесь предприимчивый и не стесняющийся ничем чех доходит быстро до верха, заняв вскоре место начальника дивизии и генерала.

Адмирал Колчак не только принял этого проходимца на русскую службу, не только доверил ему командование русской армией и осыпал его наградами, но и считал своим другом.

Ранней весной 1919 года белые армии предприняли наступление с Уральского фронта к Волге. Порыв был очень смелый и сильный, молодые войска, составленные главным образом из добровольцев, горячо рвались в бой. Высокая идея – спасение отечества – руководила тем порывом. Последовал ряд боев и блестящих успехов; в течение марта и апреля Западная армия генерала Ханжина продвинулась до Волги, сделав по плохим весенним дорогам в общем протяжении 500–600 верст, с тяжелыми боями.

Красные полчища бежали перед натискам белых. Вот если бы в то время чехословацкий корпус поддержал хотя бы частью своих сил это блестящее наступление, – то с большевизмом в России было бы покончено. Но чехи и не пошевелились. Более того, Сибирская русская армия, вверенная адмиралом Колчаком чеху Гайде, в это горячее и решающее время бездействовала, хотя и была по своему составу более чем в полтора раза сильнее Западной армии. В течение марта и апреля в Сибирской армии не было ни одного боя. Гайда сосредоточил свои главные силы на направлении Пермь – Глазов – Вятка – Котлас, – надеясь отсюда быстро войти в связь с английскими силами, бывшими в то время в Архангельске, и занять Москву. Уже в то время честолюбивые планы безмерно высоко заносили мысли этого типичного авантюриста.

Никакая сила не могла заставить Гайду сдвинуться с этого направления, чтобы ударом на юг поддержать усталую Западную армию и ее успехи обратить в решительную победу. К несчастью и на собственную гибель, адмирал Колчак верил тогда еще в этого чеха, в его дутую репутацию военачальника, верил этому человеку без совести, без чести, и даже без собственного имени.

Следующая сценка записана у меня из тех дней весны 1919 года:

«Гайда, со своим начальником штаба, генералом Богословским, приехал в эти дни в Омск с докладом. Мастерски сделанные схемы наглядно показывали, какую силу представляет