Колчак все части, держа все время руку у козырька фуражки; остро-пронзительно вглядывался он в каждое лицо, как будто хотел запомнить его, как будто хотел передать свою волю, свою горячую любовь к отечеству и желание спасти его. После обхода части прошли церемониальным маршем. Вид людей был хороший, да и обмундирование вполне сносное; подготовка еще не закончилась вполне, но для развития успеха вместе со старыми частями можно было послать и эти.

После обеда у Гайды, в его особняке, Верховный Правитель, усталый донельзя и от парада, и от стратегических споров, уехал. Вопрос о Сибирской армии был решен так, что она будет продолжать выполнение своего прежнего плана, движения на Вятку – Котлас. Между прочим, Гайда в этот день говорил лично мне, что может взять город Глазов (на этом направлении) в любую минуту; действительно, там было сосредоточено силы более половины его армии.

– Что же вы не берете?

– Сейчас еще не своевременно. Прикажу взять, когда надо будет.

По долгу русского офицера – я доложил об этих словах Гайды адмиралу Колчаку. И снова горячо убеждал его заставить хитрого чеха помочь нашей Западной армии переходом в энергичное наступление главными силами на юг. Верховный Правитель выслушал меня, печально кивая опущенной головой. Когда он поднял ее, я увидал впервые в его глазах такое большое горе. И он тихо, не улыбаясь, произнес:

– А вы знаете, что английский король прислал Гайде, через генерала Нокса, орден Бани?..

И устало махнул рукой…»

* * *

Белая русская армия генерала Ханжина, не поддержанная Сибирской армией Гайды и ослабленная двухмесячными боями, не смогла сдержать натиска большевиков, которые бросили все свои силы на Волгу. Как раз в это время Гайда отдал приказ своим войскам перейти в наступление и занять город Глазов. Это было выполнено легко, почти без потерь. Но впечатление в тылу получилось сильное, – еще бы, успех всегда дает радость, а особенно па фоне других неудач!

Однако большевики, навалившись на Западную армию, разбив ее наступление на Волгу и оттеснив за реку Белую, сосредоточили теперь удар обоих главных сил на Сибирскую армию Гайды. И сейчас же вслед за взятием Глазова начались у него неудачи, которые с каждым днем принимали все больший размер и обратились, наконец, в катастрофу. В некоторых частях Сибирской армии, подпавшей пропаганде чешских и доморощенных политиканов, начались восстания и переход на сторону большевиков; это сопровождалось, как всегда в таких случаях, избиением многострадального русского офицерства.

Гайда использовал эти затруднения по-своему. Он прислал в Омск, минуя Верховного Правителя, прямо в кабинет министров ноту, в которой излагал, что причина неудач лежит не на нем, а в неумелом руководстве армиями; он грозил, что дело погибнет, если не передадут управление всеми русскими силами ему, Гайде. Особенно он нападал на начальника штаба Верховного Правителя, на генерала Лебедева. Тон ноты был угрожающий, – что-де, если не подчинят все армии Гайде, то он или уедет совсем, или повернет штыки своей армии на Омск.

Там поднялась большая тревога. Адмиралу Колчаку пришлось ехать самому в Екатеринбург, на свидание с Гайдой; оттуда оба они вернулись в Омск. Здесь шли долгие колебания, переговоры, а Сибирская армия в это время отходила все дальше. Верховный Правитель хотел прогнать Гайду, так как уже выяснились почти все его закулисные замыслы и интриги, как равно и связь его с чешскими политиканами. Но в конце концов адмирал не решился на этот крайний, как тогда ему казалось, шаг и пошел на уступки. Гайде была подчинена Западная армия – в оперативном отношении.

Но действия приняли такой оборот, что через два дня уже пришлось этот приказ отменить. «Бессмертный батальон имени генерала Гайды» перешел на сторону большевиков; это печальное явление повторялось почти ежедневно на различных участках фронта Сибирской армии. Неудача ее, вместо обещанных легких успехов, действовала удручающе на войска и на население; а усиливавшаяся пропаганда большевиков и их агентов в Сибири ввергла массы снова в крайне нервное состояние, полное волнений и брожения. Этим и объясняются измены воинских частей и переход их на сторону большевиков. Все это происходило как раз в то время, когда внутреннее положение в соседней Западной армии, командование которой в те тяжелые дни адмирал Колчак возложил на меня, становилось все прочнее; чисто народное движение против большевиков увеличивалось там с каждым днем. И в моей армии не было ни одного случая измены.

Сибирская армия, так недавно еще сильная и многочисленная, таяла и исчезала. Кроме указанных выше причин, много способствовало этому безостановочное отступление, почти без попыток образовать резервы и переходом в наступление остановить натиск красных. Без боев была оставлена Пермь с заводами, с потерей огромного количества снабжения, складов, с потерей всей нашей речной флотилии. Эта безнадежность, вытекавшая из полного неумения и неспособности фармацевта-генерала, действовала на Сибирские части все хуже и хуже.

В эти дни Верховный Правитель решил устранить от командования Гайду и заменить его другим лицом. Гайда пытался противодействовать, выступил снова с угрозами, отказался подчиниться. Тогда адмирал Колчак издал приказ об увольнении Гайды в отставку, с лишением его права носить русский мундир.

В особом поезде, увозя все свои ценности, в сопровождении близких ему клевретов, под покровительством чешского национального комитета и француза Жанэна выехал авантюрист Гейдль, минуя Омск, во Владивосток. И там засел он до осени.

* * *

Мы справились в те дни с бедой. Сибирь – эта страна неиссякаемых источников, страна будущего – дала силы, а русская выдержка все переборола. Вместе с отходом вглубь Сибири мы производили необходимые реформы, пополняли свои ряды и готовились к новому периоду нашей отечественной борьбы.

В тот 1919 год в Сибири была очень мягкая и запоздалая осень. Золотые дни, румяные закаты, нежные зори, и даже ночи были теплые, лишь с легким дыханием приближающейся зимы. Необозримые поля западной Сибири убегали к бледно-голубому горизонту, волнуясь и переливаясь пышными темно-золотыми колосьями созревших хлебов. Урожай был тогда повсюду на редкость обильный. Теплая, сухая осень напоминала собою весну и была очень подходящим временем для широких активных действий.

Наши армии снова перешли в наступление и ударили по большевикам. Весь сентябрь и начало октября, без перерыва, мы успешно атаковали