Аврелия понимала, что не следует верить всем слухам, но не могла не испытывать тревогу. К тому же в городе значительно увеличилась преступность. Одиноких женщин могли изнасиловать даже днем. На египтян и финикийцев стали нападать. Участились случаи гражданского неповиновения. Магистрату несколько раз приходилось призывать войска, чтобы предотвратить настоящие мятежи. В результате Луций запретил всем выходить из дома без его разрешения, а сам покидал его только в сопровождении полудюжины рабов, вооруженных палками. Нарушая закон о запрете носить меч в пределах города, он всегда брал с собой оружие. Аврелия начала чувствовать себя неуютно; ей надоело находиться в замкнутом пространстве дома, однако она не пыталась оспорить решение мужа.

Несмотря на тревожное настроение в городе и вынужденное заточение, настроение молодой женщины обрело некоторую стабильность. Теперь каждое мгновение ее жизни было сопряжено со скорбью, но рутина ухода за ребенком и помощь Луция помогали ей справиться. Она плакала уже гораздо реже. Облегчали ее состояние и постоянные беседы с Атией. Аврелия перестала отталкивать мать, и их частые разговоры – и пролитые вместе слезы – улучшили отношения между матерью и дочерью, которые и без того окрепли после беременности Аврелии и рождения ребенка. Казалось, она вернулась в детство, когда всем делилась с матерью.

В тот день у них появился гость – приятный сюрприз! – Марциал. Он заметно постарел, на лице появились новые морщины; волосы совершенно поседели. Как только он увидел Аврелию, его глаза сразу наполнились слезами; с нею произошло то же самое. Они обнялись, как отец и дочь. У Марциала не было хороших новостей, и он, как и Аврелия, решил, что Гай погиб во время сражения при Каннах. До сих пор все сообщения из Рима о судьбе союзной кавалерии были катастрофическими. Объединенные горем, они некоторое время вспоминали о потерях, но очень скоро общая боль стала такой сильной, что разговор прекратился сам собой.

Как и следовало ожидать, настроение улучшил ребенок, который начал что-то радостно лепетать, когда Марциал принялся качать его на колене. Когда пришло время уходить, Марциал сделал это с очевидной неохотой, и Аврелия настояла, чтобы он обещал еще раз зайти в гости.

В тот же день женщина задремала в удобном кресле, которое стояло во дворе. Публий заснул; мать отправилась на кухню присмотреть за приготовлением обеда. Луций ушел в свой кабинет, чтобы написать письма партнерам по семейному бизнесу в других городах. Аврелию разбудил громкий стук в дверь. Мгновенно встревожившись, она прислушалась, но было тихо, пока кто-то снова не постучал. Сердце быстрее забилось у нее в груди. Может быть, явился Фанес? В последнее время от него не было никаких новостей, но из этого еще не следовало, что от него не стоило ждать новых неприятностей. «Успокойся, – сказала она себе. – Даже дюжина мужчин не смогут сломать эту дверь». Кроме того, возле нее всегда стоят два вооруженных раба. Луций не вышел из своего кабинета, поэтому Аврелия жестом предложила Статилию выяснить, кто пришел.

На лице управляющего возникло странное выражение, когда он через минуту вернулся. При его приближении Аврелия встала.

– Статилий?

– Там у двери солдат. Он хочет говорить с вами.

– О чем?

– Он не объяснил причин.

У Аврелии появились первые ростки надежды.

– Кавалерист? Или пехотинец союзной армии?

– Нет, легионер. Думаю, гастат.

Надежды Аврелии умерли. Она не знала ни одного гастата среди граждан Республики. Зачем такой человек может ее искать? Наверное, хочет сообщить какие-то жуткие подробности смерти ее отца или брата… Ею овладели тоска и дурные предчувствия. Но Аврелия тут же отбросила их в сторону. Ей вдруг ужасно захотелось выслушать этого гастата.

– Впусти его в дом, – сказала она.

– Не делай этого! – воскликнул Луций, выходя во двор. – Мы представления не имеем о том, кто он такой.

– Тем не менее, возможно, у него есть для меня новости, – сказала Аврелия, вставая и направляясь к таблинуму. – В любом случае, я хочу увидеть его лицо. Я могу это сделать, не впуская гастата.

К облегчению Аврелии, Луций не попытался ее остановить. Ворча что-то под нос, он последовал за ней. Встревоженный Статилий двинулся за ними.

Рабы, стоявшие на страже у дверей, поудобнее перехватили дубинки.

– Откройте глазок, – приказала Аврелия.

Те с беспокойством посмотрели на нее, но Луций кивнул, и они поспешили выполнить приказ. Аврелию рассердило, что рабы ее не послушались, но она постаралась это скрыть и подошла к узкому прямоугольному оконцу, предназначенному для того, чтобы видеть человека, который хочет войти в дом. Аврелии потребовалось несколько мгновений, чтобы ее глаза привыкли к яркому солнечному свету снаружи. Коренастый гастат в грязной тунике, залитой кровью, стоял к ней спиной. Голову скрывал шлем, лишившийся перьев; две прямоугольные пластины доспехов закрывали грудь и спину; она видела, что он вооружен мечом. Плечи гастата были опущены, и он выглядел измученным.

– Ну? – прошипел Луций.

– Он смотрит в другую сторону, – сказала Аврелия и кашлянула, чтобы привлечь внимание солдата.

Тот повернулся, и Аврелия разинула от удивления рот. Неожиданная форма, щетина на скулах, темные круги под серыми глазами, слой грязи на всех открытых частях кожи не помешали Аврелии узнать брата.

– Квинт!

– Аврелия? – Он мгновенно оказался возле двери. – Это ты?

– Да, да, я! – Женщина заплакала от радости и принялась открывать дверь.

– Это твой брат? – спросил Луций, помогая ей отодвинуть тяжелый засов.

– Да, благодарение богам, он жив!

Как только дверь открылась, брат и сестра бросились друг другу в объятия. Они прижимались друг к другу с такой радостью, которой не испытывали никогда прежде. Для Аврелии не имело значения, кто может их увидеть и услышать, она не обращала внимания на кровь, пот и грязь, покрывавшие брата с головы до ног; слезы катились по ее лицу, она забыла обо всем. Квинта трясло от переполнявших его эмоций, но он не пролил слез, а лишь сжимал сестру в могучих объятиях.

– Я думала, ты вступил в пехоту союзников, – наконец сказала Аврелия, вспомнив его письмо.

– Я написал так для того, чтобы отец меня не нашел.

Она рассмеялась.

– Какое значение имеет, где ты был? Я не верю своим глазам… Мы получали ужасные новости. Все считали, что ты не мог уцелеть.

Квинт слегка отстранился и печально улыбнулся.

– Я чудом избежал смерти. – Он нервно рассмеялся, но потом его лицо снова стало серьезным. – Нас всех спас Коракс, наш центурион. Он сумел удержать манипулу, когда все остальные лишились мужества и разбежались. Командир заставил присоединиться к нам других легионеров, нашел слабое место в рядах врага, мы ударили по нему и выбрались из окружения. Если бы не он, меня бы здесь не было.